Повесть «Божий путь — самый лучший» — это жизнеописание девушки, которая после тщетных поисков счастья в мире обрела его в Боге и служении Ему. Пусть ее жизнь поможет читателю по-новому взглянуть на свое отношение к личной судьбе, к Богу и к служению в церкви.Мысль о написании повести родилась в часы знакомства с многодетной семьей одного из служителей нашего братства. Благословенная жизнь супругов побудила автора узнать подробности пройденного ими пути и зажгла желание рассказать это молодежи. Имена и географические названия в повести изменены. Если в сердце читателя возгорится нелицемерная любовь к Богу и желание во всем исполнять Его святую волю, это будет знаком того, что труд над книгой был не напрасен. Господу нашему да будет слава за все! Д.М. Покорное сердце всегда понимает Божьи пути не так, как другие, и, даже когда невыносимо тяжело, не теряет надежды на Бога.

Д. М.

 Анита стояла перед зеркалом с расческой в руках и внимательно рассматривала свое отражение — высокий лоб, большие голубые глаза, тонкие губы, чуть вздернутый нос... За последнее время она заметно повзрослела. В ее жизни наступала новая пора — время поисков и решений, когда закладывается основание для будущей жизни. Меньше чем через год ей исполнится шестнадцать, а там недалеко и до совершеннолетия.

Старшая дочь Нины Матвеевны и Виктора Васильевича, Анита Архипова, мечтала о независимости и свободе. Все чаще и чаще она задумывалась над тем, как лучше устроить жизнь, какой избрать путь, чтобы не просто существовать, но наслаждаться жизнью.

Больше всего Аниту угнетала неопределенность: она не знала, к чему стремиться. С детства ее учили, что в мире нет радости, что в нем лишь зло и несчастье. До сих пор Анита считала, что христианская жизнь — счастливая, полноценная и приятная, что только христиане способны по-настоящему любить друг друга, потому что любят Бога. Но сейчас, в свои пятнадцать лет, она стала думать по-другому. К своему разочарованию, Анита стала замечать, что на лицах многих членов церкви, к которой принадлежали ее родители, вместо радости и умиротворения, лежит печать уныния, их жизнь часто противоречит тому, чему они учат, о чем проповедуют. И тогда Анита решила сама во всем разобраться. Может, христианство — это только возвышенные слова и далекая от практики теория? Так думала она еще и потому, что в их семье царила тяжелая атмосфера.

Анита не любила проводить время дома. Уход за младшими, стирка, бесконечные горы посуды, кажется, совершенно безрезультатная уборка комнат и мытье полов... И помимо всего этого — ежедневные недоразумения в отношениях членов семьи, неустроенность и неразбериха. Отец постоянно раздражался, грубил матери, а та плакала. Дети ссорились между собой. Все это утомляло до крайности и превращало жизнь в сплошную тоску.

«Почему все так происходит? — уже не раз задумывалась Анита. — Почему неверующие делают, что хотят, живут, как им нравится, и часто выглядят намного счастливее, чем верующие, когда, по сути, должно быть наоборот? Может, христианство — это только неосуществимые фантазии?»

Анита причесалась и уже поправляла светлые пушистые пряди на макушке, как вдруг сзади кто-то больно дернул ее за волосы. Ну конечно же, это Игорь! Несмотря на то, что Анита была старше его на пять лет, он постоянно задирался и действовал ей на нервы. Анита вспыхнула и хотела было оттаскать его за уши, но Игорь отскочил в сторону и весело выкрикнул:

—Иди, тебя в коридоре Галя с Лидой ждут! Я тебя звал-звал, а ты как глухая!

Анита решила, что еще успеет рассчитаться с братом, и вышла к подругам.

—Мы ненадолго, — приглушенно сказала Лида. — Вечером в клубе интересный фильм. Пойдешь с нами? Мы зайдем за тобой в пять часов!

—Не знаю, — заколебалась Анита. — Вообще, я сегодня никуда не собиралась идти.

Хотя Анита и считала, что она уже вправе принимать самостоятельные решения, внутри у нее все еще оставалась какая-то неуверенность.

—Пойдем! Фильм — бесподобный, не пожалеешь! В общем, мы в пять будем у тебя, а сейчас — пока!

Не успела Анита ответить, как девушки скрылись за дверью. Они давно уговаривали ее пойти в кино, но Анита до сих пор не соглашалась. Теперь же, постояв немного в раздумье, она решила: «Один раз можно!» — и подошла к шифоньеру проверить, в порядке ли ее единственное выходное платье.

«Как хорошо быть свободной и делать что хочешь!» — восторгалась Анита, направляясь в кино. Однако в клубе ей стало как-то не по себе. Она почувствовала себя неловко и неуютно. Фильм казался глупым и неинтересным. Мысли беспорядочно путались.

Анита вспомнила вдруг, как однажды поздним вечером папа рассказывал им о последнем времени. Это было давно. Ей в то время едва исполнилось девять лет, но она хорошо запомнила ту беседу и папины слова: «Пришествие Христа будет очень скоро! Все, сказанное в Евангелии, сбывается. Мир готовится к приходу антихриста. Поэтому, дети, смотрите, чтобы вам не погибнуть! Любой грех может сделать вас не готовыми встретить нашего Господа». Эти слова предельно ясно всплыли в памяти Аниты.

Да, тогда все было по-другому. Отец много времени уделял детям, разучивал с ними гимны, проводил вечерние молитвенные общения. И еще в тот вечер папа сказал одну фразу, которая лишила теперь Аниту покоя: «Когда Христос придет. Он не возьмет к Себе тех, кто сидит в кино, они останутся досматривать свой фильм».

Анита рассеянно смотрела на экран. Как ненавистен стал ей этот зал, как неприятны все эти люди!

Как только закончился фильм, Анита вскочила, желая побыстрее уйти и остаться незамеченной. Но это оказалось невозможным. Она сидела во втором ряду, а выход был в противоположном конце зала. Когда включили свет, все столпились у дверей, и Аните пришлось долго стоять в стороне, пока станет свободнее в проходе. Здесь и заметил ее активист комсомола Гриша Гордунов — одноклассникАниты. Озорной, вихрастый, с веснушчатым лицом, он нередко был замешан в неприглядных школьных историях, но всегда ловко находил выход из положения и таким образом избегал наказания. Гордунов никогда не упускал случая подколоть или унизить Аниту. «Богомолка! А богомолка!» — нарочито писклявым голосом дразнил он ее.

Аните всегда было обидно до слез, когда насмехались над вопросами веры.

«Ну и что с того, что я из семьи верующих?! — внутренне возмущалась она — Сама-то я не баптистка и ничем не отличаюсь от других!»

Когда толпа немного поредела, Анита направилась к двери и, к своему ужасу, лицом к лицу столкнулась с Гордуновым. Мгновение оба молчали. Гриша не ожидал увидеть ее здесь и старался уяснить происходящее. Анита же замерла в обреченном ожидании исхода этой пренеприятной встречи.

—О-о-о! — вдруг во весь голос заорал Гордунов. — Вот это да! Вы только посмотрите, кто среди нас! Это событие нужно записать в историю нашей деревни: Архипова впервые посетила клуб! Поздравим ее с переменой взглядов!

Он бы еще продолжал свою насмешливо-возвышенную речь, если бы в этот момент к нему не подскочил высокий, светловолосый парень.

—Замолчи, если не хочешь неприятностей! — угрожающе процедил он и подошел к Аните: — Не обращай на него внимания, я очень рад видеть тебя здесь!

Но не обращать внимания оказалось не так легко. Множество глаз устремилось на Аниту. Она вышла на улицу под колкие реплики и замечания молодежи. В висках стучало, лицо пылало.

«Скорей отсюда! Больше никогда не пойду в клуб! — зареклась Анита, пытаясь проглотить ком, подступивший к горлу. — Другим ничего не говорят, а я один раз пришла — и такой шум подняли!» Она готова была сорваться с места и убежать, но не могла: надо было идти с подругами.

Галя и Лида сделали вид, что не слышали Гордунова, и как ни в чем не бывало весело переговаривались и смеялись.

Аните их смех казался обидным, едким и злым. Ведь это они пригласили ее в кино, это они убеждали ее не выделяться и быть как все! Из-за них Анита пришла в клуб, надеясь, что ее примут как свою. А теперь эти же подруги не сказали и слова в защиту, когда ее подняли на смех!

Такое нередко случается с неопытными юными душами, когда их начинает влечь мир, когда у них возникает желание выглядеть не хуже других. Один поэт, предостерегая своего сына, удачно выразил в стихотворении, как действует и обманывает душу грех и земные прелести:

Пусть тебя в этот мир не заманит

Отблеск ложных ажурных огней,

Мир грехом отравлять душу станет

И потом посмеется над ней...

Так случилось и с Анитой, но это было лишь начало.

* * *

Целый день ветер распевал заунывные песни, а к вечеру стал яростно заметать дворы Дунаевки белой колючей пылью. Зима заканчивалась только по календарю, а в погоде не было и намека на тепло.

Смеркалось. Из небольшого деревянного домика вышла женщина в сером полушубке и, кутаясь в шаль, направилась в другой конец деревни. Судя по внешности, можно было сказать, что ей уже давно за сорок, хотя на самом деле только недавно исполнилось тридцать семь лет. Переживания и скорби оставили свой неизгладимый след на ее приятном лице.

Опустив голову, Нина Матвеевна (так звали женщину) пробиралась через сугробы, роняя в чистый холодный снег горячие слезы. Она торопилась на членское собрание, а душу ее одолевали тяжелые думы. Привыкшая с мужеством смотреть трудностям в глаза, Нина Матвеевна сама себя не узнавала. Последние два месяца ее глаза почти не просыхали от слез, она совсем упала духом. Ей казалось, что из-под ног уходит основание и с ней вот-вот произойдет что-то страшное.

Еще недавно она ходила в церковь с мужем и детьми, а теперь... одна. Муж, ступив на скользкий путь греха, причинял ей много горя; старших детей влекло в мир, и они открыто заявляли, что им надоели домашние скандалы и собрания верующих лицемеров. Они судили о церкви по своей семье и по-своему были правы. Бедная мать! Как она могла им что-то объяснить, если сама не понимала, что происходит вокруг?

«Боже! - взывала Нина Матвеевна — Помоги мне устоять! Ведь все рушится: семья, община, здоровье... Кажется, рушится сама жизнь!»

Уже продолжительное время дунаевская община не могла спокойно проводить богослужения. Власти учиняли разгоны, штрафовали, запрещали приводить на собрание детей, принуждали к регистрации. В церкви появились разногласия. Многие готовы были отступить от евангельских принципов, уйти с пути истины, лишь бы их оставили в покое. Только две семьи и несколько старушек не соглашались на регистрацию.

Нина Матвеевна вошла в дом, когда собрание уже началось, и присела на заднюю скамейку около Прасковьи Ивановны, которую дети называли просто бабушкой Пашей. Бабушка Паша вытирала слезы и, закрыв глаза, тихо молилась.

На кафедре стоял пресвитер и высоким, надрывным голосом доказывал необходимость регистрации.

—Кто не согласен, встаньте! — сказал он наконец и вытер платочком влажное раскрасневшееся лицо.

Из рядов поднялось несколько человек: два брата — Радимов и Бурцев, отцы больших семейств, — четыре старушки и Нина Матвеевна.

—Мы вынуждены вас отлучить! — резко заявил пресвитер — Вы не покоряетесь церкви, не соглашаетесь с ее решением! Вы не подчиняетесь власти и нарушаете Писание!

Поднялся шум. Старушки плакали, братья спорили. В молитвенном доме воцарилась тягостная атмосфера.

За окнами продолжалась метель. А в самой общине тоже свирепствовала зима, угашая огонь ревности и любви к Богу.

С этого дня небольшая группа несогласившихся на регистрацию решила собираться отдельно.

Нелегко в это время пришлось Нине Матвеевне. Домашнее хозяйство, дом, дети — все требовало много сил и напряженного труда. А она, изнемогшая от горя и всех поворотов судьбы, была близка к отчаянию. Дети росли предоставленные самим себе. В их проблемы, в их внутренний мир вникать было некому.

* * *

Светловолосый парень, заступившийся за Аниту в клубе, жил недалеко от Архиповых и был старше Аниты всего на полгода. Звали его Максимом. В детстве он часто приходил к Архиповым и играл с детьми во дворе, качался с ними на качелях, бегал на болото ловить лягушек. Дети охотно принимали его в свой круг и даже слушались, потому что он был старше и всегда придумывал что-то интересное.

Но теперь это был уже молодой человек, известный среди сверстников как настойчивая и сильная натура. Две неглубокие вертикальные складки над переносицей придавали его лицу слегка суровое выражение, а чуть выдвинутая нижняя челюсть говорила о своевольном характере. В то же время у Максима были и добрые качества. Деревенская молодежь любила его за остроумие, общительность и красивый голос. Он хорошо играл на гитаре и как солист участвовал в сельских концертах.

Сейчас Максим спешил в клуб на репетицию. Он держал под мышкой гитару и думал о последнем вечере в клубе.

«Как это я упустил такой момент! — негодовал он на себя. — Вот досада! Это ведь был хороший случай пригласить ее на концерт! Вообще, она стала такой неприступной, а ведь неплохая девчонка...» Вдруг Максим остановился. Он никак не ожидал, что перед ним появится та, о которой он только что думал. Прямо на него, ничего не замечая, шла Анита. Опустив голову, она о чем-то сосредоточенно думала и, наверно, наткнулась бы на Максима, если бы он вовремя не дал о себе знать.

—Привет! — услышала Анита рядом знакомый голос и, вздрогнув от неожиданности, подняла голубые, как лазурное небо, глаза. — Тебе вчера понравился фильм? — не дожидаясь ответа на приветствие, спросил Максим.

Анита смущенно пожала плечами. Ей неприятно было вспоминать о том вечере. Вопрос Максима задел ее за живое. Она отвернулась и хотела уйти, но Максим схватил ее за руку:

—Подожди! Да что ты в самом деле? Я хочу тебе что-то сказать! Анита остановилась.

—Мы сейчас готовимся к масленице и придумали очень интересную программу. Лида Мальцева оставила для тебя хорошую роль. За все остальное не беспокойся. Гордунов выступать не будет, — словно догадываясь о мыслях Аниты, успокоил он — Ты сегодня вечером занята?

—Вообще-то нет, но...

—Тогда пойдем сейчас вместе, — перебил Максим.

—Мама будет переживать, она же ничего не знает...

—Так ты скажи ей, что придешь через два часа! Я тебя подожду!

Анита раздумывала. «На самом деле, это же не жизнь — только дома сидеть. Раньше мы хоть на собрание с мамой ходили, а сейчас и этого нет. Не буду же я всю жизнь одна! Нужно жить, как все, находить друзей, интересно проводить время...»

Максим, на удивление, не торопил Аниту и терпеливо ждал, что она скажет, внимательно наблюдая, как менялось выражение ее лица — с растерянно-смущенного на задумчиво-грустное, а потом на легкомысленно-веселое.

—Ладно, — наконец согласилась она, — я сейчас! — И побежала к дому.

С этого дня жизнь Аниты значительно изменилась. Мягкая по характеру, скромная, доброжелательная, она быстро нашла друзей в кругу сельской молодежи, стала активно участвовать в концертах, исполнять сольные номера.

В числе немногих друзей Максим пригласил Аниту на день рождения. Вначале она не придавала особого значения его знакам внимания и относилась к нему как к другу детства, однако очень скоро почувствовала, что между ними завязываются какие-то новые, неизвестные до сих пор отношения.

Одноклассницы стали поговаривать, что у Аниты хороший друг и что только ради ее каких-то своеобразных взглядов он не вступил в комсомол.

* * *

Вскоре после разделения в дунаевской церкви Радимовы и Бурцевы уехали в Наркиссы — ближайший городок, где уже была большая незарегистрированная община христиан. В Дунаевке, среди отделенных, собрания проводить стало некому.

Нина Матвеевна и сестры-старушки воскресным утром собрались в доме бабушки Паши.

—Что мы будем делать? У нас не осталось ни одного брата... Некому проводить собрания, — горевала седая бабушка Тоня, обводя всех грустным взглядом.

—Что нам остается делать? — повторила за ней бабушка Паша и поднесла к глазам носовой платок — Остается только молиться, чтобы Бог направил к нам Своих тружеников и послал пробуждение в селе.

—Да, от нас уже толку не будет... — разочарованно провела клюкой по половику старенькая Аграфена. — Сколько нам жить осталось? Если никто не приедет, мы все умрем и никакой церкви тут не будет...

—Сестра Аграфена, — перебила ее бабушка Паша — Не надо так рассуждать, что умрем и ничего не будет. Бог сделает Свое дело, если мы не перестанем верить и молиться.

И они молились. Немощные, беспомощные, слабые старушки молились великому, сильному, премудрому Богу, чтобы Он обратил взор Свой на них и основал в их деревне живую, отделенную от греха и мира церковь.

Апрельским воскресным вечером Анита с Максимом возвращались из клуба, обсуждая только что просмотренный фильм. Крючковатые, черные ветви деревьев четко вырисовывались на фоне еще не совсем темного неба. Из рощи доносился крик какой-то ночной птицы. Впереди, над горизонтом, поднимался огромный желтый шар луны. На небосводе одна за другой зажигались звезды. Все говорило о величии и премудрости Создателя, побуждало к раздумьям о Боге и вечности, располагало к тишине и умиротворению. Но сердце Аниты сковывала необъяснимая тоска.

—По-моему, этот Всеволод сам виноват в том, что его убили. И все из-за его веры, — с досадой сказал Максим, вспомнив одного из персонажей фильма. — Выкинул бы эту чепуху из головы — и в два счета расправился бы с бандитом! Просто позорно такому крепкому человеку умирать от руки мерзавца! Аниту задели его слова.

—А я думаю по-другому! — запальчиво возразила она. — Наша жизнь зависит от Бога. И случается только то, что Он допускает. Настоящие христиане не боятся смерти!

—Тоже мне понятия! От Бога, от Бога... Выходит, Он Сам хочет, чтобы всех Его последователей поуничтожали? Да, незавидное у вас положение...

Максим замолчал. Замолчала и Анита. У нее не было ни сил, ни желания переубеждать его, потому что она сама не жила по-христиански.

Последние слова Максима и его интонация насторожили Аниту. Насторожил и тот факт, что неделю назад, под влиянием многочисленных и длительных бесед с преподавателями и директором школы, Максим все-таки нарушил свое обещание и вступил в комсомол. В этот вечерАнита впервые заговорила с Максимом о Боге и почувствовала, что в вопросах веры они никогда не поймут друг друга. И тогда она решила, что никогда не выйдет замуж за неверующего, и за Максима тоже, если, конечно, он не изменится.

Молчали долго. Поняв, что далеко хватил, Максим попытался исправить положение и изменил тему разговора. Заметив, что Анита дрожит, он снял куртку и накинул ей на плечи. Сама же Анита не могла понять: от холода она дрожит или от волнения.

На следующий день они встретились в клубе. Максим был весел и сверх обыкновения услужлив. Увидев Аниту, он уступил ей место (хотя рядом были еще свободные стулья), а сам встал около нее. В руках он держал гитару, а это всегда обеспечивало место в центре. Вокруг него столпились парни и девушки.

—Эй, Макс! А ну, сыграй эту, как она там начинается? «Где счастье?», кажется — Это прибежал Гриша Гордунов.

—А-а-а, ты ищешь счастья, да? Так и быть, сыграю, — усмехнулся Максим и взял аккорд.

—Я-то почти нашел. Это я о тебе забочусь! — захихикал Гордунов и покосился на Аниту.

Он никогда не оставался в долгу и всегда находил, что ответить. Но Максим не обратил внимания на его реплику и густым бархатным басом запел мелодичный русский романс. Не успел он закончить, как послышались голоса:— Давай еще! — Еще что-нибудь! — Спойте с Анитой! Максим повернулся к подруге:

—Может, ты сама споешь? Из ваших там что-нибудь, для души...

Анита удивилась такому неожиданному интересу к христианским песням, но спеть не отказалась. Песня всем понравилась. В ней говорилось о покаянии молодой девушки. Со второго куплета Максим уже свободно подыгрывал Аните и попросил ее спеть еще раз.

Аниту это обрадовало. А когда молодежь засобиралась домой, Максим снова взял гитару и, как бы подводя итог всему вечеру, сам спел эту песню. Заканчивая последний куплет, в котором говорилось о самом покаянии, Максим многообещающе посмотрел на Аниту.

«Может, он тоже начнет мыслить по-другому и обратится к Богу?» — появилась у нее робкая надежда.

Максим же, чувствуя себя виноватым, изо всех сил старался наладить с Анитой прежние отношения.

Проходили дни, недели и месяцы. Анита встречалась с Максимом уже не только в клубе, но и просто на улице, стала прогуливаться с ним по вечерам. Еще раза два пыталась она заговорить с ним о Боге, но он очень деликатно, как бы невзначай, менял тему разговора. Анита почувствовала, что он делает это намеренно.

Однажды, после очередного свидания, Анита пришла домой, когда уже все спали. Скинув плащ, она зашла на кухню попить. Есть не хотелось, хотя ела она последний раз только в обед. На столе стояла кружка с молоком, тарелка с салатом и булочка.

«Мама оставила, — догадалась Анита — Что-то в последнее время она уж слишком обо мне заботится». Она съела булочку с молоком и пошла спать.

Луна, висевшая над самым окном, заливала комнату таинственным серебристым светом и будто хотела раскрыть Аните какой-то секрет, рассказать о чем-то хорошем, важном, без чего жизнь теряет весь смысл.

Увлеченная красотой, Анита на мгновение остановилась, потом посмотрела на мирно посапывающих сестер, Люду и Олю, еще с минуту постояла перед окном и села на диван.

«Ну что это со мной? Почему я плачу? — спросила она себя и сама же ответила: — Не знаю, но я так устала...»

От чего устала, по чему тосковало ее сердце, к чему рвалось — объяснить Анита не могла. Она только чувствовала, что ей чего-то не хватает, а чего — не знала.

Сегодня, провожая Аниту домой, Максим спросил: «Ты счастлива со мной?» Не ожидая такого вопроса, она рассмеялась и сказала, что никогда над этим не задумывалась. А теперь этот вопрос прозвучал для нее с новой силой: «Ты счастлива со мной, Анита?»

«Счастлива ли? Счастлива ли я вообще? — пытала себя Анита — О нет, я несчастна, и несчастна, наверно, так, как никто другой на земле... Но где мне искать свое счастье? В чем оно? Максим не сможет сделать меня счастливой, я чувствую это. Да и вообще, есть ли счастье в семейной жизни? Какой в ней смысл? Что видела хорошего, к примеру, наша мама? Сколько ей приходится работать, переживать, терпеть! Какая во всем этом радость? Неужели на земле на самом деле нет счастья? Неужели моя жизнь должна пройти пусто и бессмысленно? Кто поможет мне? Боже! Кто ответит на эти вопросы? Мне не к кому обратиться, я совсем одинока...»

Анита уронила голову на подушку, и из ее груди вырвался стон:

—Господи, я знаю, что счастье только в Тебе! Я много раз слышала и читала об этом в Библии. И если Максим помешает мне стать вполне счастливой, то... удали его от меня и освободи от него!

Люда глубоко вздохнула во сне и перевернулась на другой бок. Настенные часы на кухне звонко пробили два раза.

«Так поздно!» — подумалаАнита и через несколько минут уснула крепким сном.

Утром Анита уже не помнила о своей просьбе, но Тот, к Кому она была направлена, не забыл ее.

Так иногда случается, что у людей, которых все считают счастливыми, за беззаботным смехом, словоохотливостью и веселыми песнями прячется одинокая, тоскующая и измученная душа.

Аниту с Максимом все по-прежнему считали счастливой парой, толковали об их соответствии, утверждая, что они даже внешне похожи друг на друга. Взрослые, семейные люди, встречаясь с ними на улице, понимающе улыбались, а ровесники провожали долгим завистливым взглядом. Максим считал Аниту своей невестой и дома говорил, что женится перед армией.

Рядом с Максимом Аните было весело, интересно и хорошо, но как только она оставалась одна, сердце охватывала непонятная, невыразимая тревога. Анита не смогла бы объяснить своего состояния, если бы ее кто-то об этом спросил, но переживания с каждым разом усиливались. Пытаясь успокоиться, она часто внушала себе: «Разве я не счастлива? Ведь теперь я наконец вырвалась на свободу — хожу в кино, дружу с Максимом, у меня есть все, чего ищут в мире, мне завидуют. Разве этого мало?»

А сердце всякий раз возражало: «Нет, ты не счастлива. Если даже у тебя будет в десять раз больше всего, что есть сейчас, если у тебя появится возможность приобрести все, чего ни пожелает душа, если у тебя будет еще больше друзей, если тебя будут уважать, почитать, превозносить, — то и тогда ты не будешь счастлива. Потому что счастье не в этом...»

«Но в чем же, в чем?» — снова и снова спрашивала себя Анита и, как будто боясь услышать верный ответ, торопливо бралась за какое-нибудь дело, чтобы забыться в работе.

* * *

На коленях Нины Матвеевны лежал розовощекий крепыш и под мелодичные звуки колыбельной умиротворенно засыпал. Рядом на кровати посапывала его сестренка Маринка. Их мать, уставшая от дневного труда, все же выглядела сегодня довольно бодро. В ее глазах светилась надежда, на губах застыла улыбка.

Нина Матвеевна допела колыбельную, глянула на часы и прислушалась: «Уже половина двенадцатого, а ее все нет...» Вдруг во дворе послышались легкие шаги. Мать положила ребенка в кроватку, укрыла теплым одеяльцем и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. В это время в прихожую вошла дочь.

—Анита! — встретила ее Нина Матвеевна — Доченька, радость-то какая, слыхала? К нам в деревню переезжает семья верующих!

—Знаю, — ничуть не удивилась Анита, снимая туфли — Мне Максим еще вчера сказал. Они покупают дом у старого Мефодия. Какие-то странные, что им нужно в этой забитой деревне? Да и дом же нашли! Тоже мне покои — две комнаты с земляным полом! Там, говорят, у них было попросторнее. И как они только думают в нем поместиться, десять человек?

—Пойдем, поужинаешь, — позвала ее мать — Я тоже чай с тобой попью, а заодно и поговорим.

—Да что там говорить! — отмахнулась Анита, но все же пошла за матерью в кухню. — Приедут так приедут. Пусть живут, мне-то какое дело?

Нина Матвеевна сняла с плиты еще горячий чайник и стала наливать чай.

—Знаешь, я сегодня была у Прасковьи Ивановны, — продолжила она начатый разговор, — и читала письмо от этих переселенцев. Представляешь, они переезжают из-за того, что в их местности нет собрания отделенных! У них там только зарегистрированная община.

Теперь Аните стало понятно, почему мама так радуется. Она всегда горевала, что среди отделившихся не осталось ни одной христианской семьи, с кем могли бы общаться ее дети.

—Это просто чудо! Такое мог устроить только Господь! Он услышал наши молитвы. Теперь и у нас церковь поднимется!

Анита на это ничего не сказала и молча стала размешивать сахар в чае. Мать подвинула ей варенье и спросила:

—Ты ведь тоже пойдешь на собрание, если начнем собираться, правда?

—Меня в общем-то не тянет, — задумчиво проговорила Анита. — Может, когда-нибудь и пойду посмотреть, если ты уж сильно захочешь.

Некоторое время они пили чай молча. Первой снова заговорила мама.

—Анита, я хочу серьезно поговорить с тобой, — заметно волнуясь, отодвинула она от себя пустую чашку — Сегодня меня встретила мать Максима и спросила, что я думаю по поводу вашей свадьбы. Скажи, ты на самом деле ему пообещала?

—Нет, мама! — резко ответила Анита — Зачем ты постоянно об этом спрашиваешь? Я же тебе сказала, что этого никогда не будет. Да, Максим говорит о свадьбе, но я ему ничего не обещала.

* * *

Поздней осенью, когда зелеными остались только ели и сосны, рано утром к дому старого Мефодия подъехал грузовик. Из кузова выскочил высокий парень с темно-каштановыми волосами и изучающе посмотрел вокруг. Это был старший сын переселенцев — Володя Оверин. Следом за ним на землю спрыгнула стройная, худенькая девушка с длинной косой, выпущенной из-под шапочки, и подала руку мальчику лет семи.

Пока Оксана, так звали девушку, помогала братишке, остальные уже стояли рядом с Володей. Детей почему-то оказалось не восемь, а шесть: Володя, Оксана, Таня, Лариса, Лиля и самый маленький - Коля. Володя с отцом — Геннадием Михайловичем — принялись снимать с машины тюки, мешки и коробки. Девочки с матерью, Елизаветой Андреевной, носили вещи в дом.

Выгрузив скромные пожитки, Оверины приступили к благоустройству своего нового жилища. Мать распаковывала вещи и расставляла все по местам, отец растапливал печку, Володя отчаянно стучал молотком — ремонтировал старую табуретку. Оксана с Таней чистили картошку, а Коля не находил себе места и все жаловался: — Не буду я тут жить! Мне здесь не нравится! Я убегу отсюда домой! Там и пол деревянный, и комнат больше, а здесь — сарай какой-то!

Домик на самом деле выглядел жалко. На окнах не было ни одной занавески. Стены — серые, по всей вероятности, их уже давно никто не белил. В тесной кухоньке стоял расшатанный, облезлый стол и четыре старые табуретки, оставленные добродушным хозяином. В углу возвышалась печь. В одной комнате стоял шкаф и диван, а в другой, поменьше, — железная двуспальная кровать.

Вначале эта обстановка удручающе подействовала и на Елизавету Андреевну: все было так серо и неуютно. Но она не хотела поддаваться унынию, понимая, что от ее настроения зависит настроение всей семьи.

К вечеру под проворными руками матери и детей в доме многое преобразилось. Полы тщательно вымели, сняли паутину, помыли окна, Елизавета Андреевна повесила хоть и старенькие, но чистые шторы.

Когда в доме навели маломальский порядок, Оксана подогрела оставшуюся от обеда картошку и позвала всех к столу. Геннадий Михайлович попросил благословения на пищу, и все с аппетитом принялись за еду.

В это время в дверь кто-то несмело постучал. Володя вышел на крыльцо. Перед ним стояла женщина с сумкой в руке.

—Вы к нам? Проходите! — поспешно пригласил он гостью и провел ее в кухню.

—Я пришла познакомиться с вами. Меня зовут Ниной. А вот это к ужину, — сказала она, доставая из сумки кусок сыра, домашнюю колбасу и банку молока.

—Ой, зачем вы это? — смутилась Елизавета Андреевна. — Не надо ничего! — Нет-нет, возьмите, ради Господа!

—Так вы верующая? Сестра? - догадался Геннадий Михайлович.

—Да, если еще можно так назвать. Мало нас здесь осталось, в последнее время вообще перестали собираться, охладели полностью. Проводить собрания некому, ни одного брата нет. Бывало, соберемся — я, Прасковья Ивановна и еще две-три старушки, — споем пару псалмов, прочитаем главу из Библии, а потом сидим и плачем и никак успокоиться не можем. Была же когда-то у нас немаленькая община, и братья были, и дети, а потом это разделение... — Нина Матвеевна смахнула слезу. — Слава Богу, что Он вас привел сюда!

—Да, мы тоже так понимаем, что это не случайно. У Бога для каждого Свои пути. Мы, в общем-то, не собирались переезжать именно сюда, просто обстоятельства так сложились, — пояснил Геннадий Михайлович. — Приходите к нам в воскресенье!

—Приходите! — дружно подхватили дети. — У нас можно даже собрания проводить в большой комнате! А потом мы построим новый дом!

—Только папе с Володей придется сделать хотя бы две лавочки, — улыбаясь, добавила Елизавета Андреевна и пригласила Нину Матвеевну к столу.

—Нет-нет, спасибо. Я пойду, дети одни дома остались, — отказалась она и направилась к выходу.

—Спасибо вам, — поблагодарила Елизавета Андреевна, провожая первую гостью — Мы ждем вас в воскресенье!

На следующий день вся деревня узнала, что в доме Мефодия поселилась семья каких-то особых баптистов.

А в воскресенье утром, проходя мимо этого дома, можно было услышать громкое, дружное пение. На собрание пришла Нина Матвеевна с младшими детьми, Прасковья Ивановна и еще несколько старушек со своими внуками. В общей сложности собралось около двадцати человек.

Володя сказал проповедь, Оксана прочитала стихотворение, а потом вместе с сестрами спела гимн. Во время молитвы дунаевцы со слезами благодарили Бога за услышанные просьбы и за то, что Он направил в их деревню семью Овериных. Для немногих искренних душ, живших надеждой на Бога, это было настоящим подарком с неба. Ведь они получили то, о чем так долго молились и тосковали!

Так по милости Божьей в Дунаевке образовалась группа верующих из девяти членов церкви. Радостные и умиротворенные расходились они в этот день по домам.

* * *

Анита много слышала от матери обОвериных и о собраниях. Мать часто звала ее с собой, но не настаивала, считая, что человек должен идти к Богу сознательно и по доброй воле. Но у Аниты для этого совершенно не хватало времени. Молодежь усиленно готовилась к концерту, и она каждый вечер уходила в клуб на репетицию.

С тех пор как у Аниты с Максимом завязалась дружба, прошло уже почти три года. За это время, незаметно для себя,Анита настолько привыкла к своему другу, что не представляла без него жизни. Что бы она ни делала, о чем бы ни думала, все как-то само собой сводилось к Максиму. Он как бы незримо сопровождал ее всюду, и Аните его присутствие иногда казалось даже ощутимым.

Анита думала, что и Максим относится к ней так же, что он по-настоящему любит ее. Но то, что произошло на репетиции перед концертом, назначенным на шестое ноября, глубоко потрясло и разочаровало ее.

В тот вечер Анита, как обычно, сидела рядом с Максимом и следила за ходом программы. Все были увлечены ролью Гордунова. Неожиданно Анита заметила, как Максим с Лидой Мальцевой переглянулись. Максим подмигнул ей, Лида в ответ улыбнулась. Через несколько минут это повторилось еще раз, потом — еще. Она слишком хорошо знала Максима, чтобы понять этот взгляд. В тот же момент Анита вспомнила, как несколько дней назад, прогуливаясь с младшими детьми по улице, увидела возле рощи две знакомые фигуры. Тогда в вечерних сумерках она их хорошо не разглядела. Теперь же вдруг поняла: это были Максим и Лида.

Аните стало жарко. В душе все перевернулось и закипело, в глазах потемнело. Ей казалось, что кто-то подкрался к ней сзади и со всего маху стукнул по голове.

Несколько минут Анита сидела какоглушенная. К счастью, на нее никто не обращал внимания. Она поднялась и, никем не замеченная, вышла... Покинув шумный зал, охваченная горечью и отчаянием,

Анита направилась к дому. Первые пушистые снежинки плавно опускались на землю. В считанные минуты все вокруг преобразилось, побелело и стало похоже на новую страничку в тетради школьника, на которой он мечтает писать красиво и аккуратно.

Анита не плакала и тем мучительнее переживала удар. Нет, она не хотела вернуть прошлое, ей не нужен был Максим. Она не жалела о нем и не хотела даже видеть его. Но сердце ее терзала невыносимая тоска по верности, по той верности, в которую она верила и в которой так жестоко обманулась! Максим изменил ей после всех пылких обещаний, после всех признаний в любви, после трехлетней дружбы, казалось, такой искренней и преданной.

Изменил, изменил, изменил!.. Анита думала, что никогда не утешится, что сердечная рана от подлой измены никогда не заживет.

У истинных христиан во всех жизненных скорбях и переживаниях есть большое преимущество перед людьми, не знающими Бога, — у них есть утешение и надежда. Но Анита была лишена этого. Она не могла найти утешение в Боге, для нее Он был каким-то далеким, неприступно-великим, для Которого все ее беды и страдания несущественны и ничтожно малы.

Не замечая окружающей красоты, с трудом передвигая непослушные ноги, Анита приближалась к родному дому по тихой, пустынной улице. Снежинки кружились над ее головой, летели в лицо, задерживались на длинных ресницах и таяли на горячих губах. У последнего фонаря, за которым начиналась ограда родного дома, Анита замедлила шаг и остановилась. Словно очнувшись от тяжелого сна, она подняла глаза и посмотрела вокруг. От увиденной картины у нее перехватило дыхание, на глазах заблестела слеза. О, если бы и ее душа была такой чистой, как этот безупречно-белый снег! Тогда, может, все сложилось бы по-другому...

На следующий день, ранним утром, Максим стоял у дома Архиповых с плиткой черного шоколада в руке и нетерпеливо посматривал на калитку. Он ждал Аниту.

—Что ж ты вчера так рано исчезла? Прямо как золушка! — обычным, веселым тоном заговорил Максим, когда Анита вышла на улицу, и протянул ей гостинец. — Я когда кинулся — тебя уже и след простыл. Что-то случилось? Ты такая бледная!

Анита на самом деле была бледной. Если бы только Максим знал, как тяжело ей было видеть его! А шоколад еще сильнее подчеркивал фальшь его отношения к ней.

—Нет, ничего не случилось, — с трудом выдавливая каждое слово, ответила Анита — Только не приходи больше. А это, — показала она на шоколад, — можешь отдать другой. Мне больше ничего не нужно. Я тебя поняла...

—Ты о чем, Анита? Расскажи, что произошло? Объясни толком!

—Сам знаешь. Я ничего объяснять не буду. Наша дружба закончилась.

—Нет, я в самом деле тебя не понимаю! Да скажи, наконец, что случилось! Анита молчала.

Поняв, что она не будет продолжать разговор, Максим сказал:

—Ладно, вечером в клубе поговорим. Анита ничего не ответила и в клуб не пошла.

* * *

Через два дня после такой неожиданной развязки Максим передал Аните письмо, в котором настаивал на встрече. Она не стала его читать до конца и бросила в печь. На следующий день Максим пришел сам, но Анита к нему не вышла. Больше часа он прождал ее во дворе и ушел ни с чем.

И тогда Максим перестал скрывать свои отношения с Лидой Мальцевой. Но, к его разочарованию, их дружба быстро пришла к концу. Чуть ли не с самого начала он понял, что с Лидой не так-то просто договориться — уж если она чего захочет, то обязательно добьется. А так как и Максим был не из уступчивых, они часто ссорились из-за пустяков. Дружба закончилась очередным конфликтом. Пути Максима и Лиды разошлись навсегда.

Прошло больше месяца с тех пор, как Анита последний раз говорила с Максимом. За это время она ни разу не появилась в клубе. Горе захлестнуло ее, и, куда бы она ни шла, что бы ни делала, ее повсюду преследовала уничтожающая мысль об измене.

О, если бы кто-то мог понять ее! Но кому открыть душу? Мама никогда не одобряла дружбу Аниты и теперь была рада, что дочь по вечерам сидит дома. Кто поймет ее, если тот, кому она доверяла, к кому привыкла и привязалась всем сердцем, так предательски поступил с ней? Нет, ее не поймет никто!

Анита чувствовала себя покинутой, никому не нужной и со временем смирилась с этим. Оправившись от сильного потрясения, она снова стала ходить в клуб. Появился у нее и новый товарищ — Гриша Гордунов. В последнее время он почему-то стал к ней неравнодушен. И хотя Анита не видела в нем ничего привлекательного, все же в дружбе не отказала. Она решила, что это очень даже подходящий случай отомстить Максиму.

«Он еще пожалеет о своей подлости! — думала она — Пусть знает, что он мне не нужен!»

При встрече с Максимом Анита принимала самый веселый и беззаботный вид и особенно радовалась, если в этот момент рядом крутился Гордунов.

Максим действительно пожалел о своем легкомыслии. И Анита это поняла, но, к своему удивлению, вместо ожидаемой радости, почувствовала себя еще несчастней. «Ну и что из того, что я ему отомстила? Что из того, что он тоже несчастен? Мне ведь не стало от этого легче! И для чего мне этот Гордунов вообще? Он ничем не лучше Максима, такой же продажный, как все...»

В доме Овериных стояла тишина. Лиля и Лариса готовили уроки. Таня утюжила к воскресенью выходную одежду. Оксана с матерью хлопотали на кухне. Володя, склонившись над Библией, готовился к проповеди и изредка что-то спрашивал у отца. А Коля стоял у окна и с тоской смотрел на дорогу. Он думал о том, что ему намного хуже живется в Дунаевке, чем на старом месте, в Тургиново. Думал о своем друге, который остался там, и о брате, который вот-вот должен вернуться из армии.

В глубокой задумчивости Коля сосал кончик карандаша и смотрел, как возвращаются с пастбища коровы.

Начинало темнеть. Вдруг Коля отпрянул от окна и мгновенно исчез за дверью. Лиля с Ларисой удивленно переглянулись. А через несколько минут Коля впорхнул в дом в солдатской фуражке и, сияя от счастья, закричал во весь голос: — Ва-ди-и-им при-е-хал!

Следом за ним, широко улыбаясь, твердой походкой вошел высокий, статный юноша с чемоданом в руке.

—Сынок! Вадик! Наконец-то! — послышались со всех сторон взволнованные голоса. Долгожданная встреча настала.

В ДунаевкеОверины, а особенно дети, приживались трудно. После большой тургиновской церкви, где жизнь проходила бурно, где было много детей и молодежи, им пришлось, можно сказать, начинать все с начала. Когда Оверины переезжали, то надеялись, что найдут в Дунаевке здоровую общину Совета церквей, но к тому времени, как они переселились, церковь зарегистрировалась. Молодых членов среди отделенных не осталось, в духовной жизни царило полное запустение.

Дети Овериных сильно тосковали по родине, по своим друзьям и церкви. Бытовые условия тоже оказались намного хуже — домик маленький, тесный, да к тому же и старый.

Родители переживали, выдержит ли зиму эта хижина.

Но вот наступила весна. Все вокруг ожило, ожили и Оверины. Постепенно они начали привыкать к новой жизни, в их доме постоянно проходили богослужения.

Каждый месяц группу дунаевских христиан посещал Павел Владимирович — пресвитер из районного городка Наркиссы. Он заботился о них, наставлял и ободрял, совершал вечерю Господню.

Оверины радовались возвращению Вадима, надеялись, что его приезд внесет новую, свежую струю в жизнь семьи и общины. Эта радость передалась и Вадиму, хотя он и не планировал долго задерживаться в родительском доме.

—Завтра собрание, сынок, — напомнил отец. — Здесь тебе придется учиться проповедовать.

—А где проходят собрания? — живо поинтересовался Вадим.

—У нас, вот в этой комнате. Сейчас уже даже тесно бывает, а вначале... — протянула Оксана.

—Мы скоро построим новый дом, — перебил ее Коля — Там будет большой зал для собрания. Мы с папой даже план начертили!

Последнюю фразу Коля произнес с такой интонацией, будто сообщал о чем-то невероятном. Девочки засмеялись, а Володя дружески похлопал Вадима по плечу и сказал:

—Так что, брат, готовься! С понедельника начинаем стройку.

* * *

Укладывая после обеда Сашу и Маринку спать, Анита невольно задремала сама. Разбудил ее громкий разговор, доносившийся из кухни. По голосу Анита узнала бабушку Пашу.

—Это же просто чудо, Ниночка! — возбужденно говорила она — Как мы должны благодарить Бога за то, что Он так милостив к нам! Это же такой талант, такой проповедник!

Сердце радуется, когда он говорит! А как он объясняет Слово Божье! Как-то по-новому начинаешь понимать Библию, правда?

—Да, да, слава Господу! Мне тоже нравятся его проповеди, — подхватила Нина Матвеевна — Думаю, что Бог может воспользоваться им для пробуждения в нашей деревне. Он молодой, энергичный, силы у него много. Даст Бог, и молодежь начнет приходить.

—Будем молиться об этом. И все-таки как хорошо, что теперь у нас два молодых проповедника!

—Собрания ожили. Уже и подростки начали приходить, Люде моей очень нравится.

Анита догадалась, что речь идет о Вадиме Оверине, который не так давно вернулся из армии.

«Что в нем особенного? Чем они так восхищаются? - недоумевала она. — Вообще не пойму, что может быть общего у двадцатилетнего парня с этими стариками? Скорее всего, он их надувает, а может, сам какой-то недалекий. Да и вообще, Оверины какие-то странные. Молодые, а в клуб не ходят, развлечений никаких не признают, даже друзей у них нет...»

Саша и Маринка смотрели радужные сны и мило улыбались.

«Счастливые, хорошо им!» — невольно подумала Анита, переводя взгляд на окно, за которым покачивалась березовая ветка. Просвечивающиеся на солнце тонкие зеленые листочки мягко касались стекла.

И вдруг Аниту озарила мысль, что там, за окном, все, абсолютно все, радуется — и эта березовая ветка, и золотые глазки одуванчиков, и воробьи на яблоне у калитки, и солнце, и даже маленькие барашки облаков. И только Анита не радовалась. Ее мучили мысли о бесцельности и пустоте собственной жизни. В задумчивых глазах скрывалась печаль. Радость матери и бабушки Паши была чужой для Аниты, радость Саши и Маринки — забытой, радость природы — недосягаемой. И от сознания, что она не может присоединиться к общей радости, ей стало еще тяжелее.

* * *

Дом Оверины построили довольно быстро. С помощью братьев из Наркисс они, на удивление всем односельчанам, за один день поставили наружные стены и за четыре месяца практически закончили строительство. Собрания стали проходить в специально отведенном для этого зале.

Наступил сентябрь. Церковь готовилась к празднику Жатвы. Младшие братья и сестры Аниты уже давно ходили с матерью на собрания. Они часто рассказывали Аните, как там интересно и хорошо, говорили, что к Овериным по воскресеньям стало приходить много неверующих детей. Оля, в свои тринадцать лет, даже считалась членом молодежи.

Анита была в курсе многих церковных событий и мероприятий, хотя сама еще ни разу не была на богослужении. Мать иногда делилась с ней своими переживаниями, упоминая то одного, то другого верующего.

Однажды поздно вечером, вернувшись из клуба, Анита застала мать задумчивой и подавленной.

—Что с тобой?! — озабоченно спросила она, когда мать вдруг, без всякой причины, заплакала.

—Как что? Ты разве не знаешь? Вадим уезжает в Тургиново!

—Ну и что?

—Он же больше к нам не вернется. Скорее всего, он женится и останется там. Не представляю, как будет без него. Такой хороший проповедник... — всхлипнула мать.

—Ой, мама! Какая ты все-таки смешная! Неужели ты думаешь, что этому Вадиму так же интересно с вами, как и вам с ним? Он же молодой, что ему тут делать? Там, в своемТургиново, он привык, там у него друзья, а здесь ему, бедному, и общаться-то не с кем. Вы — старые, вы не можете его понять, а он — молодой, он совсем по-другому смотрит на жизнь. Мне кажется, они все с удовольствием уехали бы назад. Нина Матвеевна ничего не ответила и только тяжело вздохнула. Анита тоже замолчала, подумав, что мама переживает за Вадима так, будто в далекие края уезжает кто-то из ее детей.

В субботу вечером Нина Матвеевна собрала три сумки разных овощей и фруктов и попросила:

—Анита, Оля, помогите мне отнести это к Овериным. Завтра у нас праздник Жатвы, может, пригодится это на витрину.

Анита не отказалась. Придя к Овериным, Нина Матвеевна сразу отправилась на кухню, а Анита с Олей занесли сумки в зал.

Здесь царило оживление. Лариса и Лиля делали гирлянды из листьев, Оксана подвешивала их к люстре. Володя мастерил полку для плодов, Таня прикалывала к новой скатерти на столе букетики бессмертников и желтые кленовые листья. А Коля старательно выметал мусор из угла, не замечая, что метет прямо на сестру.

—Коля! — возмутилась Таня — Потише! Смотри, куда метешь! Вадим! Где ты? Хотя бы убрал Колю отсюда!

Все настолько увлеклись своими занятиями, что не обратили внимания ни на возмущение Тани, ни на вошедших сестер. Даже Коля не отреагировал на замечание и продолжал усердно орудовать веником. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы из смежной комнаты не вышел высокий, темноволосый юноша с большим плакатом в руках. Он только что закончил оформление этого плаката и пришел посмотреть, куда лучше повесить его.

—Успокой его, Вадим! — раздраженно потребовала Таня — Он мне сегодня надоел! Как будто все назло делает! Возьми его к себе!

Вадим весело взглянул на Таню, затем на увлеченного работой брата и добродушно рассмеялся.

—Мне кажется, ты делаешь шуму больше, чем он, так что я даже не знаю, кого надо вначале успокоить.

Тане стало стыдно. Она неловко замолчала, а Вадим похлопал брата по плечу и сказал:

—Ты молодец, Николай, неплохо справляешься! Пойдем, я за усердие дам тебе работу поважней! Сейчас мы повесим с тобой плакат. Держи кнопки. Будешь подавать мне по одной, когда я скажу, ладно? Коля, отложив веник, довольно кивнул. В этот момент Оксана заметила в дверях Аниту с Олей и, спрыгнув с табуретки, подбежала к ним:

— Как хорошо, что вы пришли! Правда, у нас сейчас подготовка, все кувырком...

—Да это естественно, — успокоила ее Оля и указала глазами на сумки. — Здесь мама кое-что передала к празднику. Куда это можно выложить?

—Давай, я это сделаю! — подошел Володя, отставляя уже почти готовую полку, и, взглянув на Аниту, спросил у Оли: — Это твоя сестра? — Да. Старшая.

—Анита, — коротко представилась она.

—Приятно познакомиться, — улыбнулся Володя — Приходи завтра на собрание.

—Спасибо, — так же коротко ответила Анита.

—Пойдемте, — позвала Оксана, — я расскажу, как мы хотим украсить витрину.

Оксана была ровесницей Аниты. Ростом чуть выше среднего, худенькая, с русой косой и серыми глазами, она ничем особенным не отличалась. Но Анита почувствовала, что Оксана обладает тем, чего нет ни у нее, ни у ее подруг.

Немного поговорив о предстоящем празднике, девушки принялись за работу. Анита помогала Оксане сортировать плоды и укладывать их на витрину. При этом они говорили о самых обычных вещах: погоде, домашних делах, Оксана рассказывала о своей жизни на родине.

Анита слушала Оксану с большим интересом. Эта девушка невольно располагала к себе. Анита почему-то сразу обратила внимание на ее глаза. Небольшие, но выразительные и добрые, они делали лицо приятным. В этих глазах отражалось что-то сияющее, неземное, и даже тень грусти в них казалась какой-то светлой, красивой.

Совсем незаметно пролетело время, и, собираясь домой, Анита поймала себя на мысли, что ей не хочется уходить отсюда. Семья Овериных сильно отличалась от их семьи. Здесь царила атмосфера любви, тепла и доброго расположения друг ко другу. О Вадиме у Аниты тоже осталось хорошее впечатление. Она видела, что он как-то по-особенному относится и к младшим, и к родителям, и к тем, кто посещал их в этот вечер.

«Правильно делает, что уезжает, — подумала Анита — Что ему делать в этой деревне? А вообще-то, он совсем не скучный, как я себе представляла. Не понимаю только, как такой интересный молодой человек может быть проповедником?»

* * *

Украшенный молитвенный зал в доме Овериных заполнялся слушателями. Дети с шумом занимали места на первой скамейке, напротив усыпанной плодами полки. Бабушки пели праздничные гимны.

Все дышало свежестью и торжеством. Золотистые лучи солнца играли бликами на стенах, ласкали спелые колосья пшеницы в высокой вазе, заливали комнату светом и делали ее еще нарядней. Разноцветные гирлянды осенних листьев, развешанные под потолком, тихо покачивались от легкого движения воздуха.

Анита с Сашей на руках сидела около Оксаны и украдкой рассматривала комнату. Ее взгляд остановился на плакате: «Жатва есть кончина века». Глядя на крупные красивые буквы, Анита невольно задумалась: «Что это значит? Как можно праздник Жатвы связать с концом света?» От этих мыслей ее отвлек голос Володи: — Дорогие друзья, время уже начинать наше праздничное служение. Встанем для молитвы.

Все поднялись. Володя обратился к Богу с просьбой благословить собрание и после молитвы предложил спеть гимн «Здесь и там поля белеют».

Все собрание дружно запело:

Здесь и там поля белеют,

Глаз не видит им конца,

Ждут колосья золотые

Рук усердного жнеца.

Вышли делателей. Боже,

На созревшие поля,

Чтоб собрали все, что можно,

Пока жатва не прошла...

«Как красиво они поют! — отметила про себя Анита. — Не только красиво, а как-то искренне, по-настоящему, совсем не так, как в клубе. И слова такие хорошие! Никто не стесняется петь с бабушками...» Анита заметила также, что Оверины отличались хорошим музыкальным слухом и сильным голосом.

После пения к столу подошел Вадим. Открыв Библию, он неторопливо и выразительно прочитал тот самый текст, что висел на стене: «Жатва есть кончина века». Затем он положил Библию на стол и внимательно посмотрел на собравшихся.

«Глаза — точно как у Оксанки, только большие, — подумала Анита — Как они все-таки похожи! А нос у него другой, с горбинкой, как у отца, и волосы темнее...»

—Дорогие братья и сестры, дорогие друзья и все, кто пришел сегодня послушать Слово Божье! Я сердечно поздравляю вас с праздником Жатвы! Это большая милость от Господа, что мы можем собраться вместе и помолиться, поблагодарить Бога за обилие плодов, которыми Он благословил нас в этом году.

Мы собрали урожай с полей и огородов. Но, как только что было пропето, есть еще и другие поля, где урожай не убран и куда нам нужно идти трудиться, пока длится время благодати. Мы должны молиться, чтобы Господь выслал на эту ниву Своих работников, и в то же время сами должны быть готовы повиноваться Ему и трудиться для Него, потому что времени осталось немного. Моя проповедь больше будет направлена к тем, кто сегодня впервые посетил наше собрание, кто еще не знаком с путем истины и чье сердце вместо радости наполняет печаль...

Анита жадно ловила каждое слово. Сказанное так живо касалось ее сердца!

—Я хочу поговорить об одной важной истине, которую должен знать каждый человек, — продолжал проповедник — Эту истину выразил Иисус Христос: «Жатва есть кончина века».

Не всегда мы будем так собираться, не всегда будем отмечать праздники, радоваться обильному урожаю, не вечно будет длиться время благодати. Библия говорит, что всему наступит конец. Будет однажды необычная жатва для каждого из нас, когда мы должны будем жать то, что сеяли в течение своей жизни, то, что сеем сейчас... Анита слушала с напряженным вниманием. «Как убежденно он проповедует! — думала она — Нет, это не надувательство. Похоже, он сам верит в то, о чем говорит. Об этом свидетельствует даже его взгляд — простодушный и открытый. Боже мой, если все это правда, то что пожну я? Ведь я не посеяла ничего доброго! Что будет со мной?.. Я... погибну...»

Перед внутренним взором Аниты пронеслись последние годы жизни, и она низко опустила голову. Сколько времени она обманывала себя! Она добивалась свободы, независимости, искала успокоения душе в веселой, интересной, увлекательной жизни и не находила. Иногда Аните казалось, что птица счастья вот-вот затрепещет в ее руках, но та, увернувшись, летела все дальше и дальше, увлекая и запутывая ее в лабиринтах жизни.

На этом собрании христиан, среди искренних Божьих детей, Анита будто пробудилась от тяжелого сна. Все земное, на что она надеялась, представилось теперь обманчивым, фальшивым и ничтожным. А в этих людях она увидела что-то родное, желанное, чего так долго искала ее душа. Здесь было столько живого, искреннего, сердечного... И Анита решила постоянно ходить на собрания.

* * *

Вокзальная сутолока, дорожные сумки, узлы, чемоданы, короткие объявления из репродуктора, тревожные гудки тепловоза... Длинный перрон, носовые платки, слезы, всхлипывания... Все говорило о разлуке и предстоящем пути. В сопровождении родных и друзей Вадим подошел к своему вагону. Послышались последние пожелания, напутствия.

—Мы будем молиться, чтобы ты приехал обратно, — тихо молвила Прасковья Ивановна и пожала Вадиму руку.

Большие часы на здании вокзала отсчитывали прощальные минуты. Кто-то предложил спеть «Итак, расстанемся с тобой...», и как только умолк последний аккорд, проводница громко объявила:

—Граждане пассажиры, проходите в вагон! До отправления остается две минуты!

—Не расстраивайся, мама! Надеюсь, еще встретимся! — крикнул Вадим уже из вагона, а про себя подумал: «Но это будет не скоро. Если и встретимся — то через годы».

Прощальным взглядом он еще раз окинул провожающих. Володя, нахмурив брови, смотрел куда-то в сторону. Папа смущенно мял в руках фуражку, мама, сдерживая слезы, пристально смотрела на уезжающего сына. Еще мгновение — и поезд тронулся. Перед глазами Вадима сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее поплыли люди, деревья, дома...

Вадим прошел в свое купе, куда Володя занес его вещи, и сел. Стук колес, горестная картина разлуки и приятные предчувствия переплетались и путались в его голове. Позади остался вокзал, дорогие, любимые лица, новый, только что выстроенный родительский дом, труд в церкви...

За полгода, прожитых в Дунаевке, Вадим успел влиться в жизнь маленькой общины, где его сразу радушно приняли и полюбили. Там он произнес свои первые проповеди, почувствовал себя нужным, полезным, там перед ним открылось необъятное поле труда. Он даже полюбил эту глухую деревню с ее скромной природой, простодушными жителями и небольшим кружком христиан. И сейчас, уезжая, Вадим, как ни странно, почувствовал на себе ответственность перед родителями и старушками, которые возлагали на него столько надежд и которых он, несмотря ни на что, покинул.

Вадим не мог остаться в Дунаевке. Его тянуло туда, где он вырос, где прошло счастливое детство, ранняя юность, где жили старые друзья, где ждала невеста... При воспоминании о ней по лицу Вадима скользнула едва заметная улыбка.

Правда, родители не очень одобряли его выбор, потому что Эвелина была членом зарегистрированной церкви. Но это же особый случай! Они и сами всю жизнь прожили в той общине. И потом, нельзя же всех стричь под одну гребенку! Эвелина совсем не такая, как другие. Это видно даже по ее письму. Папа с мамой просто этого не понимают...

Вадим достал из внутреннего кармана пиджака конверт, вытащил из него исписанный ровным девичьим почерком лист и стал читать:

«Вадим, это письмо, которое ты, наверное, давно ждешь, я пишу после многих молитв и переживаний, потому что твое предложение для меня было совершенно неожиданным. Признаюсь, никогда не думала и не ждала от тебя ничего подобного. Ты же знаешь, что здесь делается немного по-другому... Поэтому я не могла тебе сразу сказать ничего определенного.

Меня сильно смущало то, что мы с тобой, можно сказать, и не знаем друг друга. До твоей службы мы практически не общались, потом два года тебя не было. А потом... ты сразу уехал... Я и сейчас еще немного волнуюсь, но шлю тебе свое согласие. Я поняла — это мой жребий, и вижу в этом волю Божью. Родители мои тоже не против, потому жду твоего приезда. До встречи!

Эвелина».

Медленно сложив письмо, Вадим сунул его в конверт и погрузился в воспоминания. В памяти всплыли волнующие события: окончание службы, приезд в Тургиново, где осталась жить его старшая сестра Ирина с семьей, дом Эвелины, ее светлый образ, их разговор, признание, искренняя молитва и последний, мягкий, немного растерянный взгляд, каким она проводила его в тот памятный день...

С тех пор прошло всего несколько месяцев. Но как долго они тянулись для Вадима! Они казались ему годами! И вот теперь наконец он в пути. Еще четыре дня — и он увидит ту, к которой влечет сердце, с кем предстоит ему пройти через жизнь.

Вадим никогда ни за кем не ухаживал, не дружил, не назначал свиданий. Хотя в общине, где прошла его юность, все поступали иначе: знакомились, годами дружили и только после этого женились, а иногда навсегда теряли друг друга. Но дружба всегда накладывала неприятную темную тень на духовную жизнь каждого, кто несвято относился к созданию семьи и легкомысленно растрачивал свои чувства.

Вадим считал, что среди христианской молодежи дружба с целью создания семьи недопустима. Он твердо держался принципа: если жениться, так без свиданий и всяких ухаживаний. Так он и поступил. Эвелина была первой и единственной девушкой, которой он открыл сердце, причем сделал это с конкретным намерением — жениться. И теперь со спокойной и светлой душой он ожидал встречи с ней...

* * *

Человек, живущий без Бога, глубоко несчастен. Его жизненный путь проходит в непроницаемом мраке. Без Бога он лишен света, не видит цели и не знает, что ждет его завтра. Через неизвестность и тьму, в страхе и ужасе приближается он к своему концу. А конец этот — вечная смерть.

Без Бога человек жалок и одинок. Даже если его окружают родственники, семья и друзья, он все так же бесконечно одинок. Иногда он это не осознает, иногда забывает, иногда даже думает, что его любят, ценят и понимают, но приходят минуты, когда он должен прямо посмотреть правде в глаза и признаться, что он одинок. Одинок и не понят, одинок и отвержен, одинок и, в сущности, совершенно никому не нужен. И останавливается человек, и замирает перед устрашающей реальностью жизни и смерти.

Человек без Бога живет только для себя. Он безмерно эгоистичен. Личные интересы, поиски новых наслаждений не оставляют в его сердце места для окружающих. Он глух к нуждам других и вынужден признать, что и его жизнь для других так же неинтересна. Жизнь для себя делает несчастливого человека еще несчастней. Не для этого ведь он был сотворен по образу и подобию Божьему, в сущности Которого — жертвовать, любить, отдавать. Ведь ради счастья других, ради спасения падших Сын Божий оставил дом Отца и славу небес, обнищал, чтобы мы, жалкие люди, обогатились Его нищетой!

Но человек не замечает этой любви. Как слепой, мечется он по греховной пустыне. Стремясь утолить жажду души, он отчаянно рвется к мирским водоемам греха и жадно пьет... И вдруг этот человек обнаруживает, что во рту у него не свежая живительная влага, а горячий песок. «Это мираж!» — разочаровывается он и бежит к другому призраку воды. Он берет от жизни все и остается ни с чем.

Такая жизнь в большей или меньшей степени знакома каждому человеку, знакома она была и Аните. Сколько раз она чувствовала себя совершенно одинокой на огромном поле жизни! Сколько раз завтрашний день пугал ее своей таинственностью и неизвестностью! Сколько раз, достигнув заветной цели, она чувствовала себя глубоко обманутой, потому что не находила в этом ни радости, ни счастья!

Приближался Новый год. Все вокруг дышало радостью, но у Аниты было отнюдь не праздничное настроение. На фоне общего торжества она чувствовала себя еще более несчастной.

Анита все еще ходила в клуб, но и богослужения старалась не пропускать. Эта раздвоенность лишила ее покоя, дни проходили в мучительных колебаниях — отдать себя Богу или жить по-прежнему, как все. Сердце влекло к Богу, в общение святых, но оставить мир не хватало сил. Много раз Анита зарекалась бросить развлечения, неверующих друзей и полностью посвятить себя Богу, но, к своему разочарованию, а порой и к ужасу, обнаруживала, что сделать это она не может. Ее будто кто-то крепко держал, не позволяя сделать этот решительный шаг. Она понимала, что долго не выдержит такого напряжения, что должна наступить какая-то развязка.

Праздники Анитарешила провести в кругу верующих и в канун Нового года пошла к Овериным на собрание. Здесь, как всегда, веяло миром. Анита присела на последнюю скамейку и замерла в ожидании проповеди.

—«Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас, — прозвучал наконец низкий голос Володи Оверина — Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим...»

Эти слова из Евангелия Матфея целительным бальзамом вливались в измученную душу Аниты. Она подняла голову и стала внимательно слушать.

—Друзья, я прочитал слова Иисуса Христа, с которыми Он обращался к Своему избранному народу. Евреи хорошо понимали, что такое иго. В то время они изнывали под игом Римской империи. Зная это, Христос в Своем призыве как бы говорит им: «Вы же все равно под игом, вы покорены, вы устали от этого рабства, вы обременены и измучены. Но Я показываю вам выход, Я могу вас освободить. Только придите ко Мне, покоритесь Мне, и Я вас успокою. Мое иго не сравнится ни скаким другим — оно благо, оно несет мир».

В человеке живет жажда свободы, он стремится к ней и часто, невзирая на свое рабское положение, считает себя независимым. «Мы не были рабами никому никогда», — заявляли иудеи Христу, не сознавая, что противоречат очевидной действительности.

Так бывает и с грешником. Он не хочет признать, что порабощен грехом. Но я скажу одно: на земле нет независимых людей. Разница только в том, что одни зависимы от Бога, находятся под Его игом, а другие — зависимы от людей, от обстоятельств, от своих грехов, привычек, привязанностей и многого другого. И что самое страшное — грешник зависим от дьявола. Поэтому сегодня я обращаюсь к тем, кто мучится под бременем греха. Пока есть возможность, отзовитесь на Божий призыв!..

Каждое слово вдохновенной проповеди просто вонзалось в сердце Аниты и побуждало ее к покаянию.

«Это про меня он говорит, — думала Анита, глядя на Володю — Это я зависима от греха, мира, от своих друзей. Я не могу поступать свободно, как хочу, меня что-то порабощает...»

Все собрание Анита проплакала, но на призыв не откликнулась. А когда после богослужения все стали расходиться, ее вдруг охватил ужас: «Я же погибла, погибла навсегда! Сколько раз уже Господь призывал меня к покаянию, а я все откладываю...»

Заливаясь слезами, Анита выбежала во двор. Ей казалось, что огромная, черная бездна разверзла перед ней свои уста, и она вот-вот рухнет вниз.

Еще никогда в жизни Анита не испытывала такого беспросветного отчаяния и страха оказаться навеки отвергнутой Богом. Придя домой, она попыталась уснуть, но напрасно. В сильной тревоге металась она на диване, подушка намокла от слез, но на душе легче не становилось.

Глубокой ночью, измученная борьбой, Анита упала на колени:

—Господи! Я достойна того, чтобы ты меня больше не слушал! Но помилуй меня, прошу Тебя! Я хочу отдать Тебе сердце и жизнь, я хочу быть Твоей! Не дай мне погибнуть... Помоги мне покаяться и следовать за Тобой!..

Анита уснула с полной решимостью идти за Христом и принадлежать Ему. На следующий день она пошла на собрание и после первой же проповеди сказала, что хочет покаяться, и опустилась на колени. Для церкви это было большой радостью. Потоком полились молитвы благодарности за первое покаяние в общине.

В этот же день к Аните зашли подруги, чтобы вместе с ней пойти в клуб.

—Я не пойду, — решительно отказалась она — Не смотрите так удивленно. Я больше никогда туда не пойду. В моей жизни произошел перелом. Я отдала свое сердце Богу. Вы даже не представляете, какое это счастье! Я нашла в Боге то, чего так долго и бесполезно искала в мире!

Весть о покаянии Аниты молниеносно облетела деревню, и уже на следующий вечер Гордунов во всеуслышание объявил в клубе:

—Товарищи! Внимание! В нашем кругу произошло чрезвычайное происшествие! Архипова стала баптисткой! Нужно принимать срочные меры! Эти Оверины развращают нашу молодежь!

Гриша любил делать разные объявления и много воображал о себе. При этом он часто выглядел просто смешно, и потому его речи почти никто никогда не воспринимал всерьез. И все же эта новость не на шутку обеспокоила заведующую клубом.

—Я уже давно подозревала, что с Архиповой происходит что-то неладное, — подхватила она — Раньше она так активно участвовала в общественной жизни, готовилась к концертам, пела, а в последнее время стала какой-то пассивной и почти перестала ходить в клуб. Я как предчувствовала, что это произойдет!

А по поводу Овериных я непременно подниму вопрос на партсобрании. Это они виноваты, это они ее совратили! Пока Овериных не было, Анита была самая обычная девочка. А эти «особые» баптисты, посмотрите, что делают! Они еще много зла могут натворить...

Со стороны местных властей посыпались угрозы о выселении Овериных. Однако живое семя Слова Божьего, которое сеяли верные последователи Христа, падало в сердца людей и, невзирая на угрозы, развивалось, вырастая в вечный плод.

Церковь укреплялась и заметно росла. Собрания стали посещать дети, подростки. После Аниты покаялись еще несколько юношей и девушек, родители которых ходили в зарегистрированную общину.

В феврале церковь и семью Овериных посетила еще одна радость — из Тургиново возвратился Вадим.

* * *

Анита никогда не думала, что так просто можно найти покой, счастье и мир душе, что все это доступно каждому человеку. Она убедилась, что счастье сокрыто в Боге. И чем больше она познавала Его, Сущего и Безначального, тем глубже осознавала свое ничтожество перед Ним и удивлялась, как Он смог полюбить ее, такую грешную и испорченную. Иисус Христос позвал ее за Собой, и она пошла. Пошла за Ним по новому пути, хотя и трудному, узкому, но такому прекрасному!

Жизнь Аниты от этого не превратилась в веселый праздник. Ведь идти за Христом — вовсе не значит забыть горьковатый привкус соленых слез, это не значит избавиться от трудностей, скорбей, искушений и жестокой борьбы с грехом. Это также не значит, что в жизни больше не будет боли, ошибок, поражений, потерь. Но это значит, что со всем этим грузом можно прийти к Другу — Христу, что Ему можно все рассказать и доверить. И тогда Он Сам поможет перенести скорби, потери, разочарования и наполнит сердце покоем, надеждой и силой. В школе нового Учителя многому предстоит научиться и ей, но это все впереди...

С приездом Вадима в Дунаевке стали проводиться молодежные занятия по изучению Библии, молитвенные часы, спевки. Разборы Священного Писания вскоре оживились посещением молодых братьев и сестер из соседней деревни Соколовки.

Когда Вадим предложил молодежи проводить молитвенный час перед утренним воскресным богослужением, Анита откликнулась с радостью.

В первое же воскресенье Анита проснулась на заре с мыслью о молитвенном общении. Разбудив Олю, она подошла к окну и отодвинула штору.

На дворе лютовал февраль. Казалось, мороз никак не хотел смириться и уступить место теплу. Ветер кружил в воздухе клубы густой снежной пыли. Анита подумала, что нынешняя буря за окном очень похожа на обстоятельства ее жизни. Мир зла свирепствовал еще яростнее, чем вьюга за окном. Волна недовольства захлестнула дунаевских комсомольцев. Они убеждали Аниту порвать с опасными сектантами и вернуться к «нормальной» жизни. Анита, как могла, свидетельствовала бывшим друзьям о Боге, говорила о настоящем счастье, но ее не понимали.

Собираясь на молитвенный час, Анита думала о том, как несчастны люди без Бога, о том, что они не видят никакого света и гибнут в грехах, даже не сознавая того. Большой тяжестью на сердце ложилось отношение к Богу ее братьев и сестер. Они не хотели ходить на собрание. Невольно вспомнилось и последнее горе, постигшее их семью. На прошлой неделе отец в сильном ожесточении бросил их и уехал. В ту тревожную ночь ни мать, ни Анита до утра не сомкнули глаз.

И все же Анита верила, что милость Божья может привести ее родных к покаянию, и решила сегодня же сказать о своих нуждах друзьям.

В небольшой светлой комнате, рядом с залом для богослужений, собралось шесть человек: Анита с Олей, Оксана, Таня, Володя и Вадим. Это был их первый молитвенный час. Но, слава Богу, он не оказался последним.

Они верили в силу молитвы и серьезно относились к этому служению. Они жертвовали отдыхом, но никогда не жалели о времени, проведенном в совместной молитве. В простоте, в глубоком смирении перед Всевышним, они молились о пробуждении деревенской молодежи, о благословениях в церкви, о себе. Кроме текущих нужд, в этой комнате каждое воскресенье стали возноситься к Богу две постоянные просьбы — о возвращении отца Архиповых и покаянии младших братьев и сестер Аниты.

Эти молитвенные часы Анита будет вспоминать еще многие годы спустя, как вспоминают о чем-то близком, приятном и дорогом. Теперь же она не представляла себе жизни без церкви.

У Аниты началась бурная жизнь — поездки, спевки, библейские занятия, посещения больных, богослужения... Да разве все перечислишь? Свободного времени — ни минуты. Любое дело Аните хотелось делать от души, как для Господа. Ясная цель определилась в ее сознании — жизнью прославить Бога, помочь еще многим прийти ко Христу, быть полезной в Его Церкви.

* * *

В Тургиново Вадим приехал поздно вечером. Ирина с мужем очень обрадовались его приезду и до глубокой ночи расспрашивали о родителях, о жизни в Дунаевке, рассказывали о себе.

Узнав, что Эвелина уехала учиться в город, Вадим взял адрес и на следующее утро отправился к ней.

В воздухе разливались терпкие ароматы осени и приятно щекотали в носу. Под ногами шуршала опавшая разноцветная листва. Вадим легко нашел нужную улицу, номер дома и, с затаенным дыханием поднявшись на крыльцо, позвонил. Через минуту на пороге появилась женщина средних лет в чистом переднике кофейного цвета и такой же косынке.

—Скажите, Грановская Эвелина здесь живет? — спросил Вадим.

Женщина смерила незнакомца любопытным взглядом.

—Да. Но сейчас она в училище. Придет минут через сорок... А вы кто ей будете?

—Брат.

—Брат? То есть по вере, да? — переспросила женщина и недоверчиво посмотрела на розы в его руке.

—Да, — сдержанно ответил Вадим, не желая вдаваться в подробности.

—Я могу провести вас в ее комнату, — немного подумав, предложила квартирная хозяйка Эвелины и повела Вадима к отдельному входу с правой стороны дома. — Подождите ее здесь, а то на дворе пасмурно, похоже, дождь пойдет.

—Спасибо, — поблагодарил Вадим и вошел в небольшую уютную комнату.

Оставшись один, он с интересом осмотрел жилище своей невесты. С правой стороны от входа стоял диван, напротив него — шифоньер, рядом — письменный стол, а над ним — книжная полка. Слева от двери висел аккуратный белый шкафчик с посудой и стоял кухонный столик. В углу на деревянной подставке стояла электроплитка, а на ней — чайник. Все сверкало чистотой.

Вадим взял на книжной полке вазу, принес с улицы свежей воды и поставил в нее букет роз.

«Цветы лучше поставить сюда. Здесь мы будем пить чай», — подумал он и подошел к столу.

Вскоре рядом с вазой на белой скатерти появилась коробка конфет и торт. Вадим взглянул на часы и решил: «Она уже скоро придет, и ей нужно будет что-то готовить. Поджарю-ка я картошку!»

Минут через сорок все было готово. Стол накрыт как нельзя лучше, вот-вот закипит чайник. Но Эвелины почему-то не было.

Вадим еще раз придирчиво посмотрел на стол. Ага! Чайные ложки забыл! Ну вот, теперь, кажется, все. Он присел на диван и только сейчас почувствовал, как неистово колотится сердце.

«Да что это со мной? — подумал он. — Что я так волнуюсь? Надо успокоиться, она же сейчас придет!»

Как будто в ответ на его мысли за окном послышались легкие девичьи шаги. Еще мгновение, и... Распахнув дверь, Эвелина шагнула в комнату. Вадим с радостно бьющимся сердцем поднялся ей навстречу и вдруг, не сделав ни шага, замер. В дорогом облике невесты он увидел что-то чужое. В ее широко раскрытых глазах застыл немой вопрос и испуг.

Несколько мгновений Эвелина смотрела на возникшего перед ней Вадима, как на какое-то сверхъестественное явление. Глубоко вдохнув запах жареной картошки, она пыталась понять: сон это или действительность? Лицо ее побледнело. Вадиму показалось, что она сейчас упадет. Но, вместо этого, Эвелина разжала губы и скорее простонала, чем сказала:

— Привет... — С глухим отчаянием в голосе она добавила: — Зачем ты приехал?!

Теперь дара речи лишился Вадим. Что за вопрос? Что она хочет этим сказать? В ее взгляде — холодном, без единой искры тепла — Вадим, к своему ужасу, прочитал, что он здесь чужой. Он лишний. Здесь ему места нет. Его не хотят видеть здесь.

—Я не понял тебя, — пытаясь подавить обуревающие чувства, произнес Вадим — Ты же сама написала, чтобы я приехал. Мы ведь так и договаривались, что ты напишешь письмо, и...

—Да, мы договаривались, — не дала досказать Эвелина, — письмо я написала, но сейчас... — Она запнулась и поспешно добавила: — Сейчас все изменилось...

Последовала гнетущая пауза. Вадим больше ни о чем не спросил и ничего не сказал. Он только еще раз посмотрел на Эвелину, механическим движением взял сумку и, неосознанно, словно во сне, медленно пошел к двери.

—У меня... другой... — сказала ему вслед Эвелина и упала ничком на диван.

Но Вадим этого уже не видел. В легкой куртке, с пустой дорожной сумкой, он оказался один на улице чужого вечернего города под моросящим дождем, выдворенный из дома и сердца любимой.

Один. Совершенно один... В этот момент Вадим был убежден, что на земле нет человека более одинокого и несчастного, чем он. В голове все смешалось, перевернулось и перепуталось. Он как в шоке шел по малоосвещенной улице, не замечая, что одежда его почти насквозь промокла. Ноги как-то сами привели его на вокзал, где он едва успел на последний автобус, отправляющийся в Тургиново.

Почтальон принес Оверину Володе письмо. Он без труда узнал почерк брата, поспешно распечатал конверт, и глаза его забегали по неровным, трагичным строчкам.

«Добрый день, Вова, если, конечно, он у тебя добрый. У меня, наверное, злой. Долго я не решался написать это письмо, но чему быть, того не миновать. Пишу подробно о моих обстоятельствах. Что посчитаешь нужным, передай родителям. Доехал я нормально. Сейчас живу у Ирины. Свадьбы у нас не будет. Еще до моего приезда Эвелина стала встречаться с другим. Мне тяжело об этом писать, но хочется выговориться. Ее жених — Гена Бордиян, который, как ты знаешь, до армии был моим близким другом. Сама она учится в краевоммедучилище, но на выходные приезжает в Тургиново, так что на собраниях я вижу ее еще и сейчас. Если бы ты знал, какая это для меня пытка! Я с радостью унес бы отсюда ноги, но пока не могу — нет денег на дорогу.

Ира как-то пыталась меня успокоить, говорит: "Не убивайся так сильно, может, она еще передумает. Просто она тебя плохо знала, а как поживешь здесь, может, что-то изменится..."

Но у меня уже ничего не изменится. У меня уже изменилось, понимаешь? Изменилось отношение к ней. И если бы даже она передумала, о женитьбе не может быть и речи. То, что было, — не вернешь. Все прошлое перечеркнуто, и перечеркнуто навсегда.

Первую неделю я вообще ходил как в воду опущенный. Я и молился, и плакал, и постился, и переживал, не зная, что думать, что делать, куда деваться. Преодолеть такое расстояние, после того как все было решено, — и встретить такую измену! За что? За что меня это постигло?

Да, на прошлой неделе приходили они ко мне вдвоем. Эвелина просила прощения. Говорит, прости, что я тебя, получается, обманула, я не знала, что все так резко изменится, хотела написать второе письмо, чтобы ты не приезжал, но не успела...

Впрочем, для чего я об этом пишу? Я не хочу ее обвинять и не осуждаю. Одно только мучит меня, один вопрос не дает мне покоя: почему Бог это допустил? Если в других вопросах я, бывало, поступал неправильно, своевольно, за что и нужно было бы меня наказать, то к этому я подошел с искренним сердцем, чисто, по-христиански. И вдруг — такой результат, такая ошибка! Такой поворот! Я никак не могу понять этого. Но это мои проблемы...

Передавай всем привет. Выезжаю при первой возможности. Вадим».

Когда весть о возвращении Вадима дошла до церкви, радости и восторгу не было границ.

«Мы так и знали, что он вернется! — повторяли счастливые старушки. — Мы же молились, чтобы он приехал обратно, чтобы здесь трудился. Может, даст Бог, он станет у нас служителем!»

Наблюдая за происходящим, Володя изумлялся: «Каких только не бывает в жизни противоречий! Одно и то же событие для одного — горе, трагедия, а для других — вершина блаженства. Может, и в этом есть какой-то смысл, какая-то связь?»

А смысл, несомненно, был, потому что через несколько лет Вадим сам начал видеть в этих обстоятельствах Божье водительство.

* * *

Тихим летним вечером, когда все дети уже сладко спали, Нина Матвеевна водрузила на диван пеструю кучу детской одежды и принялась за штопку. Анита присела рядом. В руках она держала книгу Н. П. Храпова «Счастье потерянной жизни».

Вечерние чтения стали частым явлением в доме Архиповых. У Нины Матвеевны не хватало времени для чтения духовной литературы, поэтому она с удовольствием слушала дочь. Увлеченные какой-нибудь книгой, они нередко просиживали далеко за полночь. Анита стала уже членом церкви, и у нее было много общего с матерью.

В доме давно все стихло. Слышалось только посапывание малышей. На столе горел светильник. Мать штопала, Анита читала:

— «В юности дал я обет служить моему Господу безраздельно, и другой цели у меня нет, да и не хочу, чтоб была. Желаю, чтобы Божий принцип в моем хождении перед Ним исполнялся буквально: "Ищите же прежде всего Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам".

Десять лет, как я в неволе, и сколько еще предстоит — одному Богу известно. Достаточно ли ясно ты представляешь себе свое будущее со мной?..»

—Анита, вдень, пожалуйста, нитку, — протянула иголку Нина Матвеевна.

Пока Анита выполняла просьбу, мать стала рассуждать вслух:

—Если бы мы с отцом решали вопрос брака так же, как Владыкин, наша жизнь сложилась бы совсем по-другому. Если бы мы с самого начала поступили правильно, возможно, все было бы иначе. А теперь... Анита сочувственно вздохнула.

—Я переживаю за Игоря... — продолжала мать — Вчера он пришел почти в три часа ночи. Сегодня тоже с утра ушел, и вот уже двенадцать, а его все нет.

—Мама, мы ничего не можем сделать, если Сам Бог не остановит его. И я думаю, что Бог будет еще говорить с ним, мы же молимся за него! — Анита немного помолчала и задумчиво добавила: — Если он избегает серьезных разговоров, значит, у него неспокойно на сердце, и он сам от себя страдает. У меня точно так было. Ты не отчаивайся, мама, Бог силен и его изменить!

—Если бы он любил читать, то скорее бы пришел к Богу. У нас столько хорошей литературы! Но он же и на собрание не ходит, и слушать ничего не хочет, и читать не любит, — Нина Матвеевна вздохнула — Давай помолимся и пойдем отдыхать. Завтра тебе в дорогу. Во сколько Павел Владимирович заедет?

—Обещал в шесть быть здесь. Я почему-то совсем не хочу спать. Мне кажется, я не дождусь утра. Ведь мы первый раз едем так далеко!

На рассвете группа молодежи с Павлом Владимировичем уехала в дальнюю поездку — к брату Александру Савельевичу, в ссылку. Поездка была желанной, к ней долго и серьезно готовились. Всем искренне хотелось ободрить и утешить невинно страдающего служителя.

Нина Матвеевна не переставала молиться об уехавших, желая им Божьих благословений. С тех пор как ушел из дому отец, дочь с матерью стали особенно близки и доверяли друг другу все свои переживания. Взаимопонимание было хорошей поддержкой для них в трудные минуты.

Прошла неделя. После обеда, когда Нина Матвеевна укладывала малышей спать, тихо скрипнула калитка и через какое-то мгновение на пороге появилась Анита.

—Мамочка, ты даже не представляешь, как все было хорошо! — улыбаясь, поцеловала она мать.

—Ну, расскажи, что же было хорошего? У вас, по-моему, никогда плохих поездок не бывает, — засмеялась в ответ Нина Матвеевна и, обняв дочь, повела на кухню: — Пойдем, пообедаешь.

—Сейчас, умоюсь, — согласилась Анита и через минуту уже сидела за столом — Ты хоть и подшучиваешь надо мной, но у нас и в самом деле еще не было такой благословенной поездки! Я даже не знаю, с чего начать.

—С самого начала. Кто ездил?

—Нас было восемь: Павел Владимирович, наших трое и из Соколовки — четверо.

—Соколовские на машине были?

—Да, на двух машинах мы ездили. А дорога какая — просто прелесть! Какие красивые горы там! Особенно когда подъезжаешь к поселению.

Приехали мы ночью. Павел Владимирович предложил: «Давайте не будем стучаться, а лучше споем что-нибудь». Ну и начали петь:

Мы идем тропою узкой,

Труден и тернист наш путь,

Но всегда Спаситель с нами,

Это, друг мой, не забудь!..

Мама, такие подходящие слова, будто песню специально для этого случая написали! Невозможно было удержать слез. Когда заканчивали петь последний куплет, вышел Александр Савельевич и говорит: «Мне показалось, что это Ангелы поют!» Он, конечно, не ожидал нас и очень обрадовался, пригласил в дом, вскипятил чайник, а мы достали продукты, что привезли с собой.

За столом мы долго беседовали. Александр Савельевич рассказывал о милостях Божьих, как отбывал срок в лагере. Три года он отсидел, а сейчас уже второй год в ссылке. Условия, конечно, ужасные — света нет, пища скудная, избенка такая маленькая, косая...

Мама, Александр Савельевич такой довольный, такой счастливый, просто удивительно! Когда смотришь на него, не верится, что он в ссылке. Он говорит: «Бог дает мне испытывать радость не только тогда, когда получаю что-то от Него, но и когда отдаю Ему». И еще он говорил, что Господь все дает нам в жизни, мы много получаем от Него, а отдаем — мизер. Мы присваиваем себе славу, средства, распоряжаемся временем, жизнью, имуществом, а это все по праву принадлежит Богу.

Знаешь, мама, я все больше убеждаюсь, что мы — самые счастливые люди, даже когда идем путем страданий. Потому что, когда живешь для Бога, когда полностью посвящаешь себя Ему, Он дает радость, наполняют душу блаженством. Мне тоже хочется так жить! Анита замолчала и задумалась.

Ей хотелось все больше и больше познавать Бога, хотелось исполнить всякое Его желание, хотелось отдаться Ему целиком, без всякого остатка. Сердцем она понимала, что Христос и крест неразделимы, что ради общения с великим Богом нужно отречься от себя, и ей хотелось этого. Она готова была на любые трудности, даже на страдания, лишь бы ближе быть к своему Господу. Она любила Его... Но разве все это выразишь словами? Разве горение сердца можно объяснить языком?

Молчала и Нина Матвеевна. Анита только сейчас заметила, что мама чем-то опечалена. Она сидела напротив дочери, облокотившись на стол и прикрыв глаза ладонью.

—Мама, ты чего? Что-то случилось? — настороженно спросилаАнита — Ты плачешь? Нина Матвеевна смахнула слезу.

— Ты вот говоришь о благословениях, а я слушаю и думаю: не представляешь ты, какое тебя здесь искушение ждет. — Какое искушение, мама? О чем ты? Анита выжидающе посмотрела на расстроенную мать. — Максим вернулся из армии. Вот уже три дня подряд приходит, спрашивает, когда ты будешь дома.

—Ну и пусть спрашивает. Ты же знаешь, что теперь это меня не касается. Я свободна. Об этом не стоит и говорить. — В голосе Аниты звучала твердость и решительность — Послушай, я расскажу тебе, как мы на обратном пути благовествовали в одном селе. Нас там чуть не арестовали.

Не успела Анита закончить свой рассказ, как в дверь кто-то настойчиво постучал и на пороге появился Максим.

Он стал буквально преследовать Аниту. Встречал ее после молодежных собраний, провожал до самого дома, уговаривал, просил прощения, клялся в любви. Еще из армии он отправил ей несколько писем, в которых просил прощения за то, что поступил неразумно, связавшись с Мальцевой. И теперь снова и снова вспоминал прошлое, сожалевая о разрыве.

Атака была сильной. «Ты все равно согласишься, будет, как я хочу», — часто повторял Максим. И только Бог хранил Аниту от несчастья и от внутреннего падения. Она даже удивлялась, что может так спокойно реагировать на его уговоры, мольбы и угрозы. Она испытала, что Бог силен до конца освобождать от плотских привязанностей и греховных чувств.

А мать не переставала переживать и молиться. Сердце ее тревожилось и трепетало всякий раз, когда Анита куда-нибудь уходила.

«Устоит ли? — переживала Нина Матвеевна за дочь. — Не сломится ли?»

Время, подобно наезднику, неумолимо мчалось вперед. После недолгих мытарств вдали от Бога и семьи Виктор Васильевич вернулся домой, раскаялся в своих грехах и, как в молодости, стал ревностным христианином. Оля покаялась и готовилась к крещению. Теперь все дети Архиповых ходили на собрание. Только Игорь еще блуждал в мире и противился Божьему зову.

Получив повестку в военкомат, Игорь стал задумчивым и замкнутым. Ожидаемые перемены тревожили его, но он тщательно скрывал свое беспокойство. Его раздражала любая жалость и сострадание со стороны родных. Особенно тяжело он переносил мамины слезы.

—Сынок, — уже не первый раз печально говорила Нина Матвеевна — Неужели ты уйдешь в армию не примиренный с Богом? Если в это время будет пришествие Господа, мы с тобой больше не увидимся...

—Перестань, мама! Я уже не могу смотреть, как ты плачешь!

«Как ты не понимаешь, что мне еще тяжелее от твоих слез? — хотелось добавить ему — У меня сердце разрывается, когда я вижу тебя плачущей!»

Как и многие сыновья, Игорь усмехался, когда сердце плакало, и грубил, когда болела душа. Подобные противоречия, к сожалению, нередко уживаются в одном человеке. «Какой грубый, какой черствый!» — недоумевают окружающие и даже не подозревают, что этот самый грубиян страдает и мучится в душе, стесняясь проявить свою нежность или мягкосердечие, не подозревают, что он страдает от противоречий в самом себе.

—Игорь, — позвала его как-то мать, — я начала читать одну статью из «Вестника истины», но что-то глаза болят. Прочитай мне, пожалуйста. Здесь всего одна страничка!

Игорь не любил читать, но в этот вечер в нем пробудилась жалость к матери и он не смог отказать ей. Как ни трудно было ему смирить свою гордость, он все же взял журнал. «Без Бога счастья нет» — скользнули глаза по строчкам, и внутри что-то всколыхнулось, затрепетало. С деланным безразличием он прочитал рассказ о девушке, которая вдали от Бога хотела найти красоту и прелесть жизни. Она искала счастья в мире и не нашла.

Игорь чувствовал, что все, о чем он читал, — правда, потому что он тоже несчастен в своих развлечениях и поисках удовольствий. Он знал, что живет не так, как должен бы жить, что погибает без Бога, знал и то, что Бог останавливает его и ждет покаяния. Но он не хотел смиряться.

Дочитав статью, Игорь небрежно бросил журнал на стул и вышел из комнаты. Он чувствовал, каким печальным взглядом проводила его мать.

А через несколько дней Игоря призвали в армию. На проводы приехали родственники, пришли друзья. На призывной пункт решили отправиться все вместе рейсовым автобусом. Анита пригласила Оксану с Таней, чтобы по дороге петь христианские песни.

Окруженный друзьями и родственниками, Игорь стоял у вагона, пытаясь запечатлеть в памяти дорогие лица. С матерью он попрощался в последнюю очередь и поднялся на площадку вагона.

Нина Матвеевна смотрела на сына печальными, заплаканными глазами. В них было столько тоски, что Игорь не выдержал. Движимый каким-то неосознанным, неподвластным ему чувством, он вырвался из-под зоркого контроля прапорщика, соскочил на платформу и, подбежав к матери, крепко обнял ее, чего еще никогда не делал. По щекам его медленно поползли две скупые слезы.

Поезд тронулся. Под страшную ругань прапорщика и пронзительный свист тепловоза Игорь запрыгнул в вагон...

—Почему-то у меня такое чувство, что мы с ним расстались навсегда, — тяжело вздохнула Нина Матвеевна, когда они уже подходили к калитке родного дома.

—Ты просто сильно переволновалась, мамочка. Тебе нужно отдохнуть и успокоиться. Не отчаивайся! Будем молиться и надеяться на милость Божью, — попыталась утешить ее Анита, но сама почему-то заплакала.

Ее тоже пугала мысль, что с Игорем в армии может что-то случиться, и тогда он погибнет навеки. Отец промолчал, но видно было, что он переживал за сына ничуть не меньше, чем жена и старшая дочь.

* * *

Бог призывает человека к служению не тогда, когда он бездействует, ожидая зова свыше через какие-то сверхъестественные явления и обстоятельства. Часто это происходит даже не на торжественных, праздничных собраниях, и иногда совсем неожиданно для самого призываемого. В самых обычных условиях, во время повседневного, привычного труда, сердца касается голос, подобный тихому веянию, и человеку становится определенно ясно — это зовет Господь. Зовет за Собой и зовет к труду. Так во время своих привычных занятий был призван к пророческому служению землепашец Елисей. Так, вымывая рыболовные сети, услышали призыв Христа галилейские рыбаки.

Так услышало зов сердце Аниты, когда она с доильным аппаратом в руках размышляла о своем Господе. Анита любила во время работы рассуждать о Слове Божьем или просто о жизни. Никто ей в этом не мешал, не отвлекал. В такие минуты она ощущала особую близость Бога и сердце ее умилялось от Его посещения.

В последнее время Анита все чаще задумывалась о своей судьбе: «Как сложится дальше жизнь? Что ждет меня впереди? В чем мое настоящее призвание? Где Бог хочет употребить меня?» Желание отдать себя на святое Божье дело все сильней охватывало ее душу. В сердце усиливалась жажда жить для Бога, отдавать Ему все свое время, силы, любовь. Она занималась с детьми, участвовала в церковной и молодежной жизни, но этого ей казалось недостаточно.

Нередко Анита мечтала уйти на труд и где-нибудь в подполье, печатая Евангелие и духовную литературу, расточить свою жизнь для Бога. Но время шло и все оставалось по-прежнему. В подполье никто Аниту не звал, и она стала переживать, где же все-таки Господь хочет употребить ее?

Годы шли, и это тоже заставляло Аниту задумываться. Приближалась ее двадцать четвертая годовщина. Старушки в церкви чуть ли не в открытую поговаривали: «Вот если бы Оверины породнились с Архиповыми — пошло бы у нас новое поколение...» Они почему-то считали, что Володя должен жениться на Аните. Но ей такое планирование роста церкви казалось плотским и лишенным всякой веры. Ей неприятны были подобные разговоры.

Сама Анита не тяготилась вопросом замужества и не хотела выйти замуж просто так, лишь бы не остаться одной. Ей пришлось увидеть много горя в семейной жизни своих родителей. Отчасти она уже испытала, как трудно приводить детей ко Христу. Все это пугало ее, и она склонялась к тому, что лучше остаться одной.

В то же время Анита боялась поступить своевольно, самонадеянно. Она не знала, что приготовил для нее Господь — одиночество или семью, но была убеждена, что повиновение Богу приносит внутреннюю радость и удовлетворение, а своеволие — разочарование и печаль. И ей хотелось повиноваться. Анита молилась, чтобы Господь сохранил ее от греха, от нечистых мыслей и желаний и повел таким путем, где она могла бы прославить Его.

«Не буду же я подсказывать Богу, что для меня лучше, — думала Анита. — Он знает меня, знает состояние моего сердца, способности... Если определит и захочет, чтобы я не в подполье ушла, а в семье служила Ему, чтобы была помощницей какому-либо служителю, пусть будет так. Господи, как хочешь Ты! — мысленно соглашалась она. — Где Ты желаешь видеть меня, туда и пошли!»

От этого внутреннего согласия исполнить любую волю Божью сердце Аниты наполнилось неизъяснимой радостью. Она так ясно ощутила близость Божью, Его любовь и заботу! В тот же момент Анита поняла, что Бог готовит для нее что-то новое, что в ее жизни скоро что-то изменится.

В небольшой светлой палате онкологической больницы, на койке у окна, лежала женщина средних лет. Осунувшееся бледное лицо, впалые глаза, тонкие сухие губы, серьезный взгляд, какой встречается только у людей, познавших глубину и тяжесть страданий, свидетельствовали о том, что здесь угасает жизнь.

Даже те, кто прежде хорошо знали Нину Матвеевну, с трудом узнавали ее, соглашаясь с горькой действительностью. Страшная болезнь — предвестница смерти — сразила ее резко и неожиданно, с удивительной быстротой изменив внешний вид.

У кровати больной сидела Анита с Евангелием в руках. Неизвестно, чьи страдания в этот момент перевешивали: ее или матери.

Дочитав главу из книги Откровения, Анита отвечала на вопрос матери:

—На эту тему мы как раз вчера рассуждали. У Овериных есть толкование на Откровение. Там так хорошо объясняется! Мне понравилась мысль, что Бог ценит нашу верность и, чтобы испытать ее, посылает страдания. Мы не должны их бояться, потому что Бог дает страдания на определенное время. Для всех верных, устоявших в испытаниях. Он приготовил венец жизни. Вообще, разбор прошел хорошо. А как ты, мама? Что тебе делают здесь? —при последних словах голос Анитыдрогнул и она прикусила губу.

Перед ней без надежды на жизнь лежала та, с кем она делила и боль и радость. Лежала, чтобы уже никогда не встать, не приготовить завтрак, не взять на руки детей, не встретить дочь после молодежного общения или спевки. Сердце Аниты рвалось на части.

Нина Матвеевна не торопилась с ответом. Она пристально посмотрела на дочь, словно хотела убедиться — можно ли ей сказать правду.

—Я думаю, что Господь уже скоро заберет меня, — негромко, но уверенно произнесла она. — Я чувствую это...

Для Аниты слова матери не были новостью. Где-то в глубине души она понимала, что это скоро произойдет, однако боялась говорить об этом вслух. Но теперь начатый разговор надо было продолжать.

Сдерживая стон, готовый вырваться из груди, Анита наклонилась над матерью и, стараясь утешить ее, прошептала:

—Мамочка, если ты уйдешь, я буду отвечать за детей. Я постараюсь заменить им тебя...

Нина Матвеевна многозначительно посмотрела на Аниту и тихо ответила: — На тебя у меня надежды нет.

—Почему? — смутилась Анита — Неужели ты мне не доверяешь, мама? Я же старшая! Кто, кроме меня, будет за них отвечать? Я все для них сделаю, что смогу!

—Нет, Анита, — повторила мать, — на тебя я не надеюсь. Детей я передала в руки Бога...

* * *

Игорь получил срочную телеграмму, сообщавшую о тяжелой болезни матери. Комбат, привыкший к разным трагическим исходам, бегло прочитал текст и равнодушно вернул солдату зловещий бланк. Как бы между прочим он подметил, что рак — это долгая история и до смерти еще далеко.

Спустя две недели в часть пришла еще одна телеграмма, заверенная главным врачом онкологического центра, а через два дня — третья: «Мама при смерти. Приезжай».

После этого Игоря отпустили. С тяжелым сердцем, в мучительной тревоге приближался он к родному дому. Минуты казались часами, а часы — сутками. Сидя в плацкартном вагоне, Игорь ничего не видящим взглядом смотрел в окно, за которым мелькали небольшие деревушки, дачи. Непрерывный стук колес усиливал нарастающее напряжение и, казалось, бесконечно твердил: ус-петь бы... ус-петь бы... ус-петь...

В памяти всплыли беседы матери, ее приветливое лицо, лучистый взгляд, темные, с редкой проседью кудри... и его пренебрежительное, грубое отношение к настоящей любви. Память услужливо воскрешала моменты, когда он выпрашивал у матери деньги на лимонад и бессовестно тратил их на спиртное. Как это все низко! А она любила его... Поезд остановился. Игорь одним из первых ступил на перрон. Майский ветерок приятной свежестью обдал все тело, и новая неудержимая волна воспоминаний захлестнула его. Проводы, последнее прощание с матерью на этом перроне... Неужели он не увидит ее живой? Неужели тогда он простился с ней навсегда? Подгоняемый этими мыслями, Игорь со всех ног побежал на автостанцию.

Вот и родная деревня, вот улица, знакомая зеленая калитка, отчий дом... Резким движением Игорь распахнул дверь и почти вбежал в прихожую.

В комнате, где лежала умирающая, пахло лекарствами и чем-то таким, что сильно напоминает похороны. Казалось, сам воздух был пропитан скорбью.

Люда сидела у изголовья и, заливаясь слезами, гладила мягкие кудри матери. Рядом с Оксаной Овериной стояла сестра Нины Матвеевны и Анита. Больная лежала с закрытыми глазами и, казалось, была уже больше в том мире, чем в этом.

—Давайте помолимся, — предложила Анита и, наклонившись над матерью, вытерла влажным платочком ее лоб и глаза — В последние дни у мамы была сильная борьба. Сатана внушал ей, что она не готова к переходу в вечность. Она говорила мне: «Раньше мы с тобой так много беседовали, читали, рассуждали на духовные темы, а сейчас у меня будто исчезло это желание. Может, со мной что-то не в порядке?»

—Конечно, — вступила в разговор Оксана, — в таких муках не до рассуждений и не до чтения.

—Я тоже так объясняла ей. Во время молитвы она успокаивалась, а сейчас уже и говорить не может... Давайте помолимся, чтобы Бог оградил ее мысли от греха и чтобы она с радостью перешла к Господу. Все единодушно склонились на колени.

В прихожей Игоря встретила Оля.

—Где мама? — без приветствия, дрожащим голосом спросил он и, повинуясь молчаливому знаку сестры, последовал за ней. Оля провела брата в небольшую, чистую комнату, залитую желтовато-розовым трепетным светом заходящего солнца. В это время Анита заканчивала молитву. Игорь бросился к матери и упал перед ней на колени. — Мама, мама! Ты слышишь меня? Это же я, Игорь!Ну скажи хоть слово! Мама, посмотри на меня!

Но больная не отвечала. Сомкнутые веки и безжизненное лицо заставляли думать о смерти. И только внимательным взглядом можно было определить, что она еще жива. Игорь прижался к худой белой руке матери и зарыдал горько и безутешно.

Анита, с трудом осознавая происходящее, пыталась успокоить его:

—Игорь, мама не умерла! Она просто без сознания. Она тебя так ждала!

Но ни Игорь, ни мать не отреагировали на эти слева. Мать все так же не подавала признаков жизни, а в голове Игоря сгустился туман. Он с трудом оторвался от постели больной, в отчаянье упал на диван и забормотал что-то бессвязное.

Анита приложила ладонь к пылающему лбу брата и поняла, что он в бреду. Растерянно стояла она около него, не в силах сообразить, что ей предпринять. За последние дни от сплошных переживаний она сама обессилела, но об этом некогда было размышлять. Как христианка и как старшая в семье, она должна была думать о других.

Землю окутала густая мгла. Дунаевка погрузилась в мирный сон, и только в доме Архиповых все еще горел свет. Игоря, с температурой за сорок, увезли в больницу. Нина Матвеевна не приходила в себя. Дети, прижавшись друг к другу, сидели на диване и плакали. Виктор Васильевич, тяжело дыша, стоял у кровати жены, совершенно беспомощный, как дитя.

—Она умирает, — тихо сказала сестра Нины Матвеевны. Все сразу засуетились.

Анита поспешно увела младших детей в другую комнату, чтобы они не видели последних вздохов и мук матери.

—Мама умирает? — сквозь слезы спросила Марина.

—Не плачьте, дети! — еле сдерживая рыдания, успокаивала их Анита. — Мама уходит к Иисусу, на небо. Там ей будет хорошо. Мы потом тоже пойдем к ней. Мы с ней обязательно встретимся!

* * *

А через два дня на дунаевском кладбище перед свежевырытой могилой собралось много людей. Как обычно бывает в небольших деревнях, на похороны пришли все — члены церкви и родственники, близкие и далекие, соседи и знакомые, учителя и дети.

У гроба стояло десять осиротевших детей и их овдовевший отец. После проповеди Павла Владимировича, к немалому изумлению односельчан, послышалось пение. Нет, не общее пение членов церкви и даже не пение друзей покойной, а пение детей. Пели дети у гроба матери.

—Как эти сироты в таком горе могут петь? Откуда у них такая сила? — перешептывались люди, не знающие Христа, и отвечали друг другу: — Наверно, от Бога! Они же верят, что будут жить вечно.

О мамочка, о мамочка!

Пусть Бог тебе за все воздаст,

Пусть там, в краю небесном,

Венец тебе даст золотой!..

Последние строки Анита с Олей пели вдвоем, остальные дети плакали навзрыд. И все же песня была допета. В сердце Аниты не было ни ропота, ни жалобы на Бога. И это смирение, эта покорность перед Вышней волей, как фимиам, как жертва хвалы, вылилась в песнь.

Покорное сердце всегда понимает Божьи пути не так, как другие, и, даже когда невыносимо тяжело, не теряет надежды на Бога.

После пения детей родственники стали прощаться с телом. Первым подошел отец. Придавленный горем, он долго стоял у гроба. Плечи его судорожно вздрагивали от беззвучного рыдания. За ним, начиная с младших, цепочкой потянулись дети: Лиза, Лена, Андрей, Саша, Марина, Сережа... Потом над безжизненным лицом матери склонился Игорь.

Еще накануне он в тяжелом состоянии лежал в больнице. Врачи не могли сбить температуру и уже начали опасаться за его жизнь. Но в день похорон ему стало легче, и он смог проводить мать в последний путь. Да, Игорь потерял очень много... Он ничего не мог возвратить и исправить, но Бог по Своей милости продлил ему жизнь, дал время все взвесить, оценить и решить вопрос своего спасения.

Последней ко гробу подошла Анита. Ее светлые волосы были гладко причесаны и аккуратно собраны на затылке. В голубых глазах отражалось бескрайнее небо, о котором она сейчас, похоже, думала. Никто не услышал ни крика, ни стона, ни возгласа. Молча склонилась она над дорогими заострившимися чертами. Бледными, бескровными губами коснулась такого же бледного, холодного лба умершей.

—Встретимся в небе, мамочка! — одними губами сказала она и, как в тумане, не чувствуя под ногами земли, отошла в сторону.

Прощальными аккордами зарыдал духовой, и гроб опустили в сырую могилу...

Спустя годы, вспоминая об этом горе, Анита скажет, что благословение — это не только благополучие, но и трудности, и болезни, и несчастье, и утешение Божье у гроба родного, любимого человека.

В самых глубоких страданиях часто таятся самые большие благословения. Через них душа приближается к Богу, учится видеть и понимать Его. Каким бы огромным ни было несчастье — оно пройдет, а особая близость Бога в эти тяжелые минуты навсегда останется в сердце духовным опытом. Видеть Бога в невзгодах и печалях, получать от Него утешение — это счастье. Переживая потерю и скорби в полном согласии с волей Всевышнего, христианин учится смирению, становится мягче, податливее при Божьей обработке. Но учатся этому только в школе страданий.

И Анита училась. Она верила, что эту скорбь допустил Бог, что так нужно, что и в этом случае Бог действует по Своему доброму вечному плану, чтобы достигнуть определенной, Ему ведомой цели. Она знала, что их семьей занимается Бог, чувствовала на себе Его руку и была уверена, что без Его воли в жизни ничего не происходит.

* * *

По улице небольшого городка Наркиссы неторопливо шли два человека. Первому на вид было около пятидесяти, второму — за двадцать пять. Немного взволнованный голос и смущенное выражение лица молодого выдавали его внутреннее беспокойство. Старший - служитель церкви - слушал сосредоточенно и внимательно, с готовностью помочь.

—...Мне нужен ваш совет. Мы с вами откровенно беседовали на разные темы, но никогда еще не касались вопроса брака. Меня давно это волнует, хочется поступить правильно. Вначале я думал испытать волю Божью путем условий, чтобы Господь ответил мне по знакам, как Гедеону или Елиезеру.Говоривший провел рукой по лбу, немного помолчал и добавил:

—Но потом я понял, что у Него для каждого есть Свои способы откровения, и потому просто продолжал молиться, чтобы Он послал мне ясность и утвердил в правильном решении. Мне хотелось бы получить от вас совет.

— Говоришь ты неплохо, — добродушно улыбнулся служитель — Но давай ближе к делу. Так вокруг да около мы ни к чему не придем. У тебя, наверно, есть какое-то конкретное решение или намерение? Кого ты имеешь в виду?

—Окончательного решения у меня еще нет, потому я и обратился к вам. А в виду я имею Аниту Архипову.

— Кого? — переспросил пресвитер.

—Аниту, дочь Нины Матвеевны и Виктора Васильевича. Разве вы не помните ее? Или вас это удивляет?

Последовала короткая пауза.

—Помню. Как же не помнить? — На благородном лице служителя отразилось радостное волнение. — Я хорошо ее знаю. Хорошо знаю и тебя. И ты, может быть, не поверишь, если я скажу, что уже не один год молюсь, чтобы Господь расположил и направил ваши сердца друг ко другу. Я не говорил тебе об этом, потому что ждал, когда Сам Бог откроет тебе. Но я всегда видел в вас какое-то соответствие, одну направленность в жизни и просил Бога соединить вас, если есть на то Его воля и если это послужит к созиданию церкви, — закончил он и проникновенно посмотрел в изумленные глаза собеседника.

Замесив тесто на хлеб, Анита принялась готовить ужин. Дети уже вернулись из школы и делали уроки. Все Архиповы были в сборе. Недоставало только Игоря. Он уехал продолжать службу в армии. Оля доила корову. Люда спала. Она все еще не могла прийти в себя после похорон и часто плакала, после чего, вконец обессилев, засыпала. Саша с Мариной о чем-то громко спорили, а самая младшая, четырехлетняя Лиза, с непередаваемой горечью в голосе, плакала и просилась к Аните на руки.

— Не плачь, Лизочка! Сейчас я тебя возьму, — утешала ее Анита и, не закончив резать лук на салат, посадила девочку к себе на колени. — Лиза, ты ведь уже большая, правда? Перестань плакать. Сейчас я приготовлю ужин, и мы будем кушать, хорошо?

Лиза, всхлипывая, доверчиво прижалась к плечу старшей сестры и моментально уснула. А Аните было не до сна. Ей нужно было еще покормить детей, приготовить им выходную одежду и испечь хлеб.

Анита, как и обещала матери, старалась сделать для детей все. Все силы она отдавала на то, чтобы хоть как-то сгладить остроту тяжелой утраты и смягчить их сиротскую долю. С рассвета и до заката работала она не покладая рук. От всего пережитого у нее постоянно кружилась голова, от слабости дрожали руки и ноги. К вечеру она буквально падала от усталости.

Прижав к себе сестренку, Анита несколько минут прислушивалась к ее прерывистому дыханию и к собственному неровному сердцебиению. Затем она осторожно положила Лизу на диван и в изнеможении опустилась рядом. Кроме накопившейся физической усталости, на сердце Аниты лежала еще одна тяжесть, отнимающая последние силы. Тяжестью этой был сложный, до сих пор неразрешенный вопрос, на который завтра ей предстоит дать конкретный ответ. Ей нужно было или ответить на предложение Вадима согласием, или... Нет, отказать она не могла. Может, еще подождать?

«Господи, что мне делать?! — мысленно взывала Анита к Богу. — Если я соглашусь, если я выйду замуж, что будет с детьми? Кто будет заботиться о них?»

«Мы даем тебе время утвердиться в воле Божьей, — вспомнилаАнита слова Павла Владимировича, — чтобы ты могла помолиться, подумать, все хорошо взвесить и чтобы была уверена, что это от Господа...» Завтра он обязательно спросит ее об этой уверенности.

—Анита, тесто выпало из кастрюли! — перепуганным голосом сообщила Леночка и тем самым вывела ее из забытья.

Анита поспешила на кухню. Оказывается, времени прошло намного больше, чем она думала.

Когда в доме Архиповых все погрузились в блаженный сон, Анита вытащила из духовки последнюю подрумяненную буханку и вышла на улицу. Высокое звездное небо мерцало множеством огоньков. Там царил полный покой и порядок. А в голове Аниты, как пчелы в улье, роились мысли.

Она прислонилась к шершавому стволу старой вишни и услышала, как громко стучит в висках. Как на большом экране, одна за другой проплыли в сознании картины последних лет. Анита вспомнила, как впервые увидела Вадима перед праздником Жатвы, затем вспомнила его убедительную проповедь и свое первое впечатление об искренности и преданности Богу молодых христиан. Вспомнила проводы Вадима на родину, потом его возвращение...

К тому времени, как Вадим приехал из Тургиново, в жизни Аниты наступила перемена. Обращение к Богу полностью переменило ее взгляды. И, как это бывает у новообращенных, она стала замечать в нем и в других членах церкви разные недостатки. Порой она недоумевала: «Почему старушки к нему так расположены? Ведь в нем столько плотского! Выходец из регистрации, такой самоуверенный! Он всегда в центре внимания, а это его только портит. Конечно, способности у него есть — он и проповедует, и с молодежью занимается, и с хором, но духовности — мало».

Со временем Анита заметила, что Вадим изменился. Библейские курсы, на которых он учился, а также труд в церкви хорошо повлияли на его духовное становление. Наблюдая за духовным ростом Вадима, Анита прониклась чувством глубокого уважения к нему. Она увидела, что Бог благословляет его и пользуется им.

Это видела не только Анита. Это видели члены церкви, молодежь, видели родные. И только одно волновало всех, одно беспокоило — останется ли Вадим на этом добром пути, как повлияет на него женитьба, не сломит ли его гордость или какое-нибудь искушение?

«Так хочется, чтобы он женился на искренней христианке, чтобы жена его не испортила, не стала тормозом для него в служении! — говорила Анита Оксане, когда в последней поездке у них зашел разговор о Вадиме. — Часто ведь ревностные братья становятся совсем бесполезными для Бога и церкви только из-за своих жен. Если бы дал Бог ему такую жену, как он, чтобы она помогала ему в труде!»

Анита говорила это и не подозревала, что женитьба Вадима так остро коснется лично ее. А теперь, теперь (может ли это быть?!) тот, о ком она не смела мечтать, перед кем чувствовала себя недостойной, ждал ее согласия, ждал ее короткого «да»! Павел Владимирович сказал Аните о желании Вадима, еще когда мама лежала в больнице. Вначале Анита хотела все рассказать ей, но потом побоялась, что она будет сильно переживать и это плохо повлияет на ее состояние. А через две недели мама умерла, так и не узнав тайны дочери.

Сердце Аниты сиротливо сжалось. Как ей не хватало в этот момент маминого совета, ее близости, теплоты рук!

Анита вспомнила, как мама говорила: «Если бы ты знала, как я хочу, чтобы Вадим стал служителем! Я постоянно молюсь, прошу Бога, чтобы Он благословил его. У нас здесь столько нужды, столько труда! А Господь наделил его большими способностями...»

Когда Павел Владимирович впервые заговорил с Анитой о Вадиме, ей, кажется, все было ясно. Это произошло спустя всего несколько дней после того, как она во время работы, еще ничего не подозревая, сердцем почувствовала надвигающиеся перемены и внутренне согласилась идти так, как поведет Бог. Тогда она была готова сразу ответить «да», но слова Павла Владимировича: «Не торопись, помолись и обдумай» остановили ее. Теперь же, когда время, отведенное для раздумий, прошло, у нее почему-то пропала уверенность и ясность.

Гасли звезды, светлело небо, а Анита все еще колебалась. Ветки вишни, словно сочувствуя, тяжело раскачивались над ее головой...

* * *

Павел Владимирович посетил Архиповых после обеда. Он сначала беседовал с отцом и детьми, как мог утешал их в скорби. Потом, как Анита и ожидала, предложил побеседовать с ней отдельно. Когда они остались вдвоем, он спросил: — Что ты можешь сказать в отношении Вадима? Есть у тебя конкретное решение, внутреннее свидетельство от Бога?

—Как христианин, он мне нравится, — после короткой паузы сказала Анита — Я всегда хотела, чтобы мой муж — если Бог даст семью — был старше меня, умнее и выше духовно. Я понимаю, что только в таком случае он на самом деле будет главой и я смогу повиноваться ему как Господу. Все это я вижу в Вадиме. И самое главное для меня — это то, что у нас общая цель. С тех пор как я обратилась, для меня смыслом жизни стало служение Богу, полная принадлежность Ему. Я вижу, что к этому стремится и Вадим. Как вы думаете, Павел Владимирович, я не ошибаюсь? Что вы скажете о нем?

—В отношении цели его жизни, я думаю, что ты права. Не сомневаюсь, что Вадим — человек, полностью посвятивший себя Богу. Это видно по его жизни, по делам и отношениям. Но тебе случайно не кажется, что он — идеальный христианин?

Анита вопросительно посмотрела на служителя:

—Вы имеете в виду человеческие недостатки?

— Да.

—Нет. Мне так не кажется. Я не могу сказать, что не вижу в нем никаких недостатков. Но я не могу сказать этого и о себе. И вообще, по-моему, нет такого человека, у которого не проявлялось бы где-то его «я».

—Хорошо, что ты понимаешь это сейчас. Хуже, если молодые перед свадьбой видят друг в друге только хорошее. А когда в семейной жизни открывается что-то отрицательное — начинаются проблемы. И все же я спокоен за Вадима, потому что, как ты сама говоришь, главное — цель, главное — какое положение мы занимаем перед Богом.

Если мы живем для Него, Он будет нас воспитывать, работать над нашими недостатками, освобождать от них. И нет более сильной связи, соединяющей людские сердца, чем полное посвящение Богу. Я еще раз повторю, что за Вадима у меня спокойно на сердце. Но ты должна сама утвердиться в воле Господа.

В решении брачного вопроса легко ошибиться, поступить по плоти, если преследуешь свои цели. Но нетрудно поступить и правильно, если искренно просишь совета у Бога и хочешь угодить не себе, а Ему. Ведь от наших желаний зависит и наша судьба, и наша жизнь. Христос часто употреблял выражение: «кто хочет». Для Него немаловажны наши желания. «Кто хочет творить волю Отца, — говорил Он, — тот узнает об этом учении, от Бога ли оно». Этот же принцип распространяется и на наше познание Бога в практической жизни. Если только мы хотим творить волю Небесного Отца, Он даст нам узнать, что от Него, а что не от Него. Он не скрывает Своей воли от тех, кто ищет ее, и дал нам в Писании твердое основание для правильного решения в любой ситуации.

—Павел Владимирович, — тихо сказала Анита, — я верю, что Вадима мне послал Бог. Я получила это внутреннее свидетельство, о котором вы говорите. Но я не уверена... — Анита глубоко вздохнула, — что свадьбу нужно делать сейчас. Как-то нехорошо сразу после похорон. Да и Лизочке всего четыре года. Отцу трудно будет одному... Может, отложить брак хотя бы на год?

День близился к вечеру. От окна в комнату потянулись длинные косые лучи.

—Когда Вадим говорил мне о своем намерении и просил побеседовать с тобой, — сказал в ответ Павел Владимирович, — он тоже хотел, чтобы я не торопил тебя. Это такой вопрос, говорит, где спешка может только повредить. С его стороны это правильно, потому что настоящая любовь всегда согласна ждать, если это нужно. Она долготерпелива и жертвенна. И все-таки я считаю, что брак лучше не откладывать. Неопределенность в отношениях может препятствовать Вадиму и в проповеди, и в служении. И потом, как бы вы ни старались скрыть от окружающих ваши новые отношения, они обязательно начнут проявляться.

Анита, если ты уверена в воле Божьей, советую не тянуть. А что касается домашних проблем, думаю, Вадим не против будет какое-то время пожить здесь.

* * *

Через неделю, на утреннем воскресном богослужении, к неожиданной радости церкви, Вадима с Анитой объявили женихом и невестой.

Незаметно пролетел месяц подготовки к свадьбе, и наступил день, когда Вадим и Анита, прекрасная, как самый нежный безупречно-белый цветок, пришли в церковь и склонились перед Всемогущим, чтобы Он благословил и навеки соединил их сердца. Хор торжественно и благоговейно пропел:

Боже, предстали по воле Твоей

Ныне с невестой жених пред Тобой.

Вместе решают пройти путь земной,

Благослови Ты союз их святой...

Павел Владимирович прочитал молодым наставление и в благословляющей молитве возложил на них руки.

Кто-то сказал, что любой человек может построить жертвенник, но огонь на нем зажигает Господь, любой человек может вступить в брак, но только присутствие Господа способствует рождению настоящей, благословенной семьи. И об этом присутствии просили Бога Вадим, Анита и церковь.

«Боже мой! Неужели все это правда? — молитвенно размышляла Анита — Неужели это происходит со мной? За что Ты так любишь меня, Господи? Ты подарил мне то, о чем я не смела просить, о чем не мечтала, чего недостойна. Ты позволил мне стать женой Вадима. Как я благодарна Тебе за это! Но еще больше я благодарна за то, что Ты сделал меня частицей Своей Невесты — славной Церкви, Ты стал моим возлюбленным Женихом! Пусть же вся моя жизнь принадлежит только Тебе, пусть наша семья будет только Твоим достоянием!»

Чувство трепетного благоговения охватило Аниту, и она заплакала, забыв о том, что на свадьбах не принято плакать, что в такой торжественный день не место слезам. Она плакала, и ей хотелось, чтобы слезы лились, и лились бесконечно, пока сама душа не выльется в обильный поток благодарности Богу за то, что Он, Великий Творец, Царь миров, окруженный славой, так возлюбил ее. И снова к небу вознеслись слова гимна:

Две руки пред Богом ныне

Съединились навсегда

Для пути в земной долине,

Для совместного труда,

Для поддержки обоюдной

В начинаниях благих...

Несмотря на злоумышления властей, бракосочетание удалось провести без помех. Работники милиции, прибыв на место служения, удивились: «Для чего нас послали сюда? На этой свадьбе драк не будет!» Подумав, что произошло какое-то недоразумение, они тихо и спокойно удалились.

День угас так же незаметно, как и разгорелся. Разъехались гости, разошлись родственники и друзья. Вадим с Анитой уже в сумерках направились к дому Архиповых.

—Если бы ты сам подошел ко мне с предложением, мы сегодня, наверно, не были бы вместе, — улыбнулась Анита по дороге.

—Почему? — удивился Вадим.

—Потому что я просто разочаровалась бы в тебе. Я всегда представляла, что христиане по-другому решают такие вопросы. И если бы ты, например, подошел, предложил меня проводить или признался в своих чувствах, я бы посчитала, что ты очень далек от духовности, потому что так поступают только в мире.

—Ты думаешь, что все братья делают предложение, как я, через служителя?

—Нет, я вообще не знала, как женятся. Я просто думала, что в церкви эти вопросы должны решаться по-другому, а как по-другому — не представляла. Вадим рассмеялся.

—Я, конечно, об этом не знал. Я только радовался, что Павел Владимирович взял такую ответственность на себя и согласился сам поговорить с тобой. Меня Бог вел тоже очень удивительно. Когда Эвелина изменила мне, я долго не мог уяснить, почему так получилось. Я был уверен, что все сделал правильно, поступил честно, а почему такой результат — не понимал. Это мучило и угнетало меня долгое время. Долго я пытался разобраться, для чего Господь все-таки допустил мне такое испытание.

И только совсем недавно я начал понимать, что ее отказ — не случайность и не ошибка. Оглядываясь назад, я сознаю, что в то время искал счастья не в Боге, а в благополучной женитьбе. И чтобы остановить меня на этом ложном пути, Бог допустил трагедию. Теперь я ничуть не жалею об этом. Господь повел меня так, чтобы я научился свои заботы возлагать на Него и в Нем искал счастье.

Сейчас мне ясно одно: если мы ищем счастья в Боге, то Он даст нам его и в семье. И наоборот, если семейное счастье становится главной целью — разочарование неизбежно. Бог не даст нам его, чтобы мы почувствовали нужду в Господе и могли найти истинный источник счастья.

—Ты говоришь то же, о чем и я думала. Я хотела, чтобы семья не лишила меня возможности служить Богу и не отодвинула Его на задний план. Я понимаю, что настоящую семью Бог создает для того, чтобы муж и жена помогали друг другу в духовном росте и могли вместе трудиться для Бога и церкви. А выходить замуж просто ради земного счастья — в этом я не видела смысла и всегда боялась потерять вечное из-за временного.

—Когда мы становимся в такую позицию перед Богом, Он уже тогда наделяет нас счастьем независимо от семейного положения или условий, в которых находимся, — добавил Вадим, убеждаясь в том, что Господь явил ему милость в лице Аниты.

Мгла окутала землю. На темном полотне небес горели ясные звезды. Со стороны рощи уже веяло ночной прохладой. А Вадим с Анитой, увлеченные сердечной беседой, шли вперед, не замечая, что дом остался далеко позади.

Вдруг Анита вспомнила, как много лет назад по этой же дороге не раз ходила с Максимом, вспомнила и его пытливый вопрос: «Ты счастлива со мной?», вспомнила, как этот вопрос растревожил ее и заставил искать настоящее счастье. Сейчас она шла с Вадимом, и если бы вдруг он вздумал задать ей такой же вопрос, она бы ответила однозначно. Да, она счастлива, но счастье ее сокрыто в Боге. И если бы вдруг Господь оставил ее, то и Вадим бы ей был не мил.

—Когда я ехал к Павлу Владимировичу, — продолжал Вадим, — то думал: если он сразу не ответит прямо, если сразу не поддержит меня, значит, мне надо пересматривать свое намерение. А если он согласится с тем, что я скажу, то для меня это будет знаком от Бога. Но когда я приехал к нему и он сказал, что уже четыре года молится о нашем расположении друг ко другу, — это превзошло все мои ожидания, сомнения рассеялись. Это было больше, чем знак!

Вадим с Анитой повернули обратно к дому, все еще изумляясь и восхищаясь чудными путями Всевышнего. Внутри у Аниты, впервые после смерти матери, потеплело и успокоилось. Она почувствовала, что в ее душе распускается очаровательный и прекрасный цветок, имя которому — любовь.

* * *

В дни жестоких гонений и преследований христиан в нашей стране многие братья, отстаивая свободу проповеди Евангелия, отбывали сроки в тюрьмах и лагерях. Защищая истину, они жертвовали своей жизнью. Их жены лишались мужей, дети — отцов. И все же, преданные и верные Богу, они несли крест и шли по следам Того, Кто первым прошел по тернистому пути. К этому их никто не принуждал. Никто никого не заставлял избирать участь лишений, страданий и слез. Христиане шли узким путем добровольно, свободно и радостно. Больше того — страдания за Христа многие почитали преимуществом, особой честью.

Конечно, таким путем шли далеко не все. Многие, испугавшись трудностей, отступали от Господа и разменивали свою верность на временную безопасность, на временное благополучие и личные интересы.

Почему же были непреклонны страдальцы? Что двигало ими? Неужели не мила им была семья, удобства, благоденствие, неужели не дорога была им собственная, единственная и неповторимая жизнь, что они так безрассудно расточали ее и подвергали себя всевозможным ударам? — Нет, они также любили жизнь, любили жен, любили детей. Их, как и всех людей, манило тепло домашнего очага. Но они от всего отказались, они возненавидели душу свою, потому что возлюбили Бога больше всего.

Времена изменились. Жесткий атеистический режим сменился относительной свободой. Многие восприняли это как хорошую возможность передохнуть, расслабиться, не подумав, что вместе со свободой в церковь ворвутся и новые, неизведанные опасности. Убаюкиваемые мнимым покоем, христиане начали охладевать в любви, стали больше заботиться о личном благополучии и устройстве. Многие отступали от Бога, не задумываясь над тем, что равнодушие бывает хуже открытой неверности.

И снова, как и во все века, верных осталось немного. Хотя жуткие времена гонений миновали, путь в небеса не стал шире и не расширится до пришествия Господа Иисуса.

Кто-то, как и прежде, откликаясь на зов Спасителя, оставляет жену, детей, братьев, сестер и с готовностью идет исполнять Его Божественную волю. Кто хочет идти за Христом, тот и сегодня отказывает плоти и жертвует собой не принужденно, но охотно и радостно, потому что любит Бога больше своей жизни.

Чуть светало. Голые деревья во дворе Овериных тоскливо покачивали черными ветками. Снег уже почти стаял, и в воздухе пахло сыростью. На востоке медленно догорала утренняя звезда. Вадим с Анитой стояли на крыльце и торопились досказать друг другу важное, нужное. Наконец Вадим наклонился, шепнул что-то жене в самое ухо, поцеловал ее, повесил на плечо дорожную сумку и направился к калитке по узкой, мокрой от талого снега дорожке. Сердце Аниты болезненно сжалось, к горлу подкатил горький, неприятный комок.

С тех пор как они с Вадимом поженились, минуло больше десяти лет, но Аните казалось, что это произошло только вчера. Та же свежесть и чистота отношений, то же глубокое уважение и преданная любовь друг ко другу сохранились между ними. Они не испытали вкуса семейных скандалов и ссор, не представляли, как можно оскорбить друг друга или нагрубить.

Через три года после бракосочетания Вадима рукоположили на служение. Дунаевская община значительно выросла. Образовался хор, духовой оркестр. Увеличилось число детей и молодежи.

Служение Вадима не ограничивалось местной церковью. Ему часто приходилось надолго уезжать из дома, вести духовную работу в других общинах и группах братства.

Дрожа от утренней прохлады, от волнения и слабости во всем теле, Анита еще несколько минут постояла на крыльце, провожая мужа глазами. Потом, стараясь не разбудить детей, прошла на кухню и тихо прикрыла за собой дверь. В глубине души собиралась знакомая, густая, терпкая боль.

Нет, ей было тяжело не потому, что приближалась весна — горячая пора огородов, — не потому, что придется снова самой вести хозяйство, выполнять порой и мужскую работу, не потому, что она еще плохо чувствовала себя после перенесенной болезни и появления в семье восьмого ребенка, — не потому. Анита знала, что в семье немыслимо прожить без трудностей, понимала, что Вадим выполняет дело, порученное Богом, а ее доля — благословлять его, помогать в воспитании детей, в хозяйстве. Она не роптала, а радовалась, что вместе с ним может принимать участие в святом деле домостроительства церкви, но привыкнуть к самой разлуке никак не могла.

Уже не первый и не десятый раз за их совместную жизнь провожала она Вадима, а боль расставания ощущалась все так же остро, как и вначале.

«Что у тебя за жизнь? — нередко выговаривали ей соседи. — Куча детей, а сама — вдова при живом муже!» И именно такой, какой-то одинокой, покинутой и оставленной почувствовала она себя сейчас. Ей казалось, что без Вадима не так тепло в доме, темнее в комнатах и даже на улице холодней. Ей так ощутимо недоставало его!

Анита смахнула слезу и принялась готовить завтрак. В ушах еще звучал убежденный голос Вадима и его последние слова: «Родная, мы расстаемся на время, а впереди — еще одна радость встречи. Может, тебе будет трудно, но, помнишь, мы просили, чтобы Господь научил нас жить в зависимости от Него? Он не оставит нас без внимания и позаботится обо всем...»

В этот момент кто-то потянул ее за подол.

—Мама, а где папа? — спросила трехлетняя Ниночка, глядя на мать широко распахнутыми голубыми глазами.

—Уехал, — тихо ответила Анита.

—Зачем? — разочарованно протянула малышка. Вместо ответа Анита тяжело вздохнула.

—Почему наш папа всегда уезжает? — захныкала Нина

— Я хочу, чтобы он был дома! Мама, почему он уехал? У Лиды папа всегда дома, только наш уезжает!

Анита промолчала, а Нина, горько заплакав, ушла в детскую к своей кукле.

«Ладно я, — думала Анита, глотая слезы — Мне легче — все-таки сама согласилась. А дети? Они и в самом деле растут, как сироты. Им так не хватает отца...»

Анита погрузилась в свои печальные думы, но вдруг до ее слуха долетел веселый детский голосок:

Мы — дети Божии, мы всех счастливее,

Мы всех счастливее на всей земле!..

Это Нина, уже забыв о своем горе, пела, укладывая куклу спать.

У Аниты перехватило дыхание. Ей вдруг стало стыдно. «Какие они сироты?! Какая я вдова?! Ведь Сам Бог — наш Отец! Да и Вадима почему дома нет? — Он же выполняет Божье поручение! Разве при всем этом можно плакать? Разве это сиротство?»

Анита ясно вспомнила день рукоположения Вадима и вопрос служителя, согласна ли она посвятить мужа на служение и не роптать, когда он редко будет дома, а ей придется самой нести тяжесть забот. Без тени колебания Анита ответила «да». Воспоминание об этом утешило ее, она улыбнулась, взяла дочку на руки и вместе с ней продолжила песню:

Весной цветущею, душою, полной сил,

Хоть труден путь земной, прославь Творца!

Ведь обещал же Он, что не покинет нас,

Что не покинет нас Он никогда!..

* * *

Зеленела трава. На деревьях лопались почки. Навстречу солнцу тянулись подснежники. В роще неугомонно кричали грачи.

Поздним вечером возле дома Овериных остановился автомобиль. Хлопнув дверью, из него вышел Вадим и двое братьев, служителей.

—Тебя ждут? — спросил один из них, когда они подошли к крыльцу.

—Вообще — да, — уверенно ответил Вадим, — но сегодня, наверное, нет.

—Тем лучше. Получится настоящий сюрприз, — подметил другой, и все трое вошли в дом.

Для большой семьи Овериных это на самом деле оказалось сюрпризом. У них всегда самым радостным считался день, когда папа приезжал домой. Если об этом знали заранее, то дети, особенно малыши, утомляли мать бесконечными вопросами, высчитывая, «сколько ночек осталось поспать до папиного приезда». И чем ближе подходил этот день, тем напряженней становилось ожидание. Но если папа приезжал неожиданно — радость переливалась через край...

В считанные секунды Вадима и гостей окружила восторженная детвора. Вслед за ними подошла Анита с новорожденной на руках.

—Я так и подумала, — с сияющей улыбкой произнесла она. — Как услышала шум, сразу поняла: папа приехал.

Вадим взял из рук жены дочь, нежно прижал к груди и стал выслушивать детские новости.

Немного погодя, когда первый порыв радости утих и малыши выложили отцу все свои секреты, Анита пригласила гостей к столу. Затем она подозвала старшего сына и попросила:

—Алеша, уже поздно. Помолитесь сегодня сами и ложитесь спать.

Вадим вначале сел ужинать вместе с гостями, но его отцовское сердце не выдержало. Отодвинув тарелку, он извинился и ушел к детям на вечернюю молитву.

Тем временем служитель, который был значительно старше Вадима, с сочувствием в голосе спросил:

—Скажи, Анита, тебе не трудно одной, когда Вадим надолго уезжает? Не возникает ли в твоем сердце недовольство, или ропот, или желание положить этому конец?

Анита улыбнулась и, разливая по чашкам чай, с минуту раздумывала.

—Меня Бог готовил к. этому давно, — отставив чайник, спокойно произнесла она — Я рассчитывала на такую жизнь. А вы, Николай Иванович, знаете, о чем спрашивать, — всегда попадете в цель, — смеющимися глазами взглянула Анита на служителя и вздохнула: — Конечно, часто приходится встречаться и с непредвиденными трудностями. Когда Вадима долго нет, и я, и дети скучаем по нему. В этом смысле чувствуется его отсутствие, недостаток отцовского воспитания, его твердого слова. Дети хотят его видеть, мальчики жалуются иногда, что папа им не может помочь что-либо сделать, потому что его почти никогда нет дома. Но ропота, недовольства или бунта — этого нет. И мы с Вадимом радуемся, что во всем можем видеть Божью руку, Его воспитание, благословения. Все это, как можем, объясняем детям.

—Удивительно! — вступил в разговор второй служитель, помоложе, недавно рукоположенный — Любящее сердце не отпугивают трудности. И Христос никогда не заверял, что у того, кто пойдет за Ним, все будет легко и гладко. Каждый христианин, вступая на путь следования за Христом, знает, что ему придется переносить скорби, лишения и переживания, и все же, несмотря на это, идет! Казалось бы, ради чего? Люди со стороны не понимают его, считают странным и недалеким. А он с радостью принимает все испытания, потому что Бог открывает ему их смысл.

Помолившись с детьми, Вадим вернулся на кухню и присоединился к общей беседе. Переживания братства, церкви, проблемы воспитания детей, личного отношения к Богу и ближним — все это находило живой отклик в сердцах хозяев и их гостей. Они наслаждались общением.

—Ну, в этот раз ты надолго к нам? — спросила Анита мужа, когда в доме все стихло и они остались вдвоем за большим обеденным столом.

Вадим внимательно посмотрел на жену и вдруг рассмеялся своим жизнерадостным, заразительным смехом. И этот юношеский задор в его смехе звучал сейчас так же, как много лет назад, когда Анита впервые услышала этот впечатляющий смех в доме Овериных перед праздником Жатвы. От этого смеха ей всегда становилось радостно и жизнь казалась намного красивей и легче.

—К вам? Почему к вам? Ты так говоришь, будто я и в самом деле в гости приехал! Анита тоже рассмеялась.

—Как же мне еще говорить, если я так редко вижу тебя? Знаешь, у меня иногда такое чувство появляется, будто мы с тобой только познакомились, — уже серьезно добавила она.

—Ну что ж, это, может, и лучше, чем когда слишком хорошо знают друг друга, — улыбнулся Вадим — Через месяц у нас начинается палаточное благовестие, так что четыре недели я полностью в вашем распоряжении. Думаю, за это время успею посадить картошку и навести порядок в огороде. А сейчас давай вместе помолимся!

Анита кивнула. Вадим достал свою Библию, потертую, с бледной надписью на корешке, и сел рядом с женой. Эти минуты совместного рассуждения над Словом жизни были равно дороги им обоим.

—«Когда Исаак состарился, и притупилось зрение глаз его, он призвал старшего сына своего Исава и сказал ему: сын мой! Тот сказал ему: вот я, — читал Вадим приглушенным голосом. — Он сказал: вот, я состарился; не знаю дня смерти моей; возьми теперь орудия твои, колчан твой и лук твой, пойди в поле, и налови мне дичи...»

Прочитав 27 главу Бытие до конца, Вадим пристально посмотрел Аните в глаза и сказал:

—Здесь описан брак по воле Божьей. Часто говорят: если женишься по воле Божьей — счастливой будет и вся жизнь. Но у Исаака с Ревеккой получилось не так. В воспитании детей у них нет единства. Он любит одного сына, она — другого. В достижении своих целей они пытаются обхитрить ДРУГ Друга. Не похоже, чтобы даже в конце жизни между ними было взаимопонимание.

—Значит, брак по воле Божьей — это еще не гарантия благословенной жизни? — тихо спросила Анита.

— Я думаю, что поистине счастливым можно быть лишь в том случае, если соглашаешься с волей Божьей не только при выборе спутника или спутницы жизни, но и живешь по Его воле, если во всех вопросах жизни делаешь то, что хочет Господь.

—Вадим, как я рада, что Господь дал нам испытать это в жизни! Хоть иногда и трудно бывает, особенно когда тебя долго нет, но мне радостно оттого, что Бог знает о нас все, что Он может пользоваться нашей семьей. Для счастья — большего и не надо!

* * *

И снова в дверь постучала разлука, такая грустная и в то же время осмысленная и целенаправленная.

Закончились последние приготовления, сборы. Вся семья собралась на крыльце. Вадим подхватил двухлетнего сына, поднял его высоко над головой, и оба весело рассмеялись. Иринка, самая младшая, посапывала у Аниты на руках. Вадим коротко помолился, по очереди поцеловал детей, в конце нежно и сдержанно простился с женой.

Благословляя мужа в путь, Анита смотрела ему вслед и улыбалась. Она была счастлива в день сочетания, когда Бог подарил ей Вадима, а сейчас — еще счастливей оттого, что могла так свободно и радостно отдать его Богу и церкви. Теплый ветер ласково гладил ее волосы, неся с собой тонкий аромат полевых цветов...

[Начальная]

Cпонсор хостинга сайта: Endoscope